Мое сердце колотится, когда я опускаюсь на колени рядом с ней, так нежно, так спокойно, как будто другая сущность завладела моим телом.
Я касаюсь ее плеча и осторожно потягиваю. Ее голова поворачивается и ударяется о мое колено.
Лицо, которое я вижу перед собой, почти неузнаваемо. На ее щеках расплылась карта фиолетовых синяков, а один из ее глаз синий, опухший и слегка приоткрытый. Кровь портит ее некогда полупрозрачную кожу и оставляет сухие следы под носом и ртом.
Как будто кто-то использовал ее как грушу для битья.
Кто-то, кто будет желать смерти, когда я доберусь до него своими гребаными руками. В этот момент я понимаю, что понятия не имел, что такое гнев. Те вспышки гнева, которые я чувствовал раньше? Их можно назвать сильным раздражением или волнами легкого гнева в лучшем случае.
Но они не идут ни в какое сравнение с этой всеохватывающей яростью, текущей в моих венах вместо крови.
Красные пятна застилают мне зрение, и я с трудом вижу Глиндон сквозь них, но все равно хватаю ее лицо и прижимаю к себе. Она такая маленькая и слабая в моих руках. Я всегда думала, что ее легко сломать, но это не имело значения, когда я решила, что она находится под моей защитой.
Я просто никогда не думал, что у кого-то хватит наглости дотронуться до нее.
Мои руки не дрожат, пока я осматриваю ее тело на предмет других повреждений. Мои профессора всегда выражали благоговение перед моей способностью сохранять собранность в стрессовой ситуации. То, как я приглушенно реагирую на угрозы и катастрофы, позволяет мне находить решение быстрее, чем мои коллеги.
Сейчас эта приглушенная реакция дает сбои, но я всеми силами держусь за нее. Это единственный способ оценить состояние Глиндон.
Хорошая новость — она дышит.
Плохая новость в том, что она делает это с усилием.
— Кто, блядь, сделал это с тобой? — Я не узнаю замаскированную ярость в моем смертельно спокойном тоне.
Или потребность вырваться из ада.
Словно осознав, что я здесь, Глиндон моргает, и одинокая слеза скатывается по щеке, а с губ сорвался болезненный стон.
Я протягиваю палец и вытираю слезу, но она снова вырывается.
— Черт, детка. Открой глаза. Скажи мне, кто это сделал.
Нет ответа.
Я держу ее руки в своих, они окровавлены, несколько ногтей сломаны.
Она боролась,