Он не будет жалеть меня.

Он не осуждал меня.

Он просто слушает, и по какой-то причине это успокаивает меня странным образом.

Он по-прежнему крепко держит спусковой крючок, и язык его тела не меняется.

Но потом он нажимает на мой палец.

Щелчок.

Мои рыдания эхом разносятся вокруг нас, когда прилив жизни проносится через меня с такой силой, какой я никогда раньше не чувствовала.

Я могла бы умереть прямо сейчас, но не умерла.

Я как будто заново родилась.

Спокойно, почти методично, Джереми вытаскивает пистолет из моих онемевших пальцев и приставляет его к своему виску.

— Твоя очередь.

— Остановись, пожалуйста, — я едва вижу его сквозь затуманенные глаза.

— Разве ты не хочешь посмотреть, выживу ли я или мне оторвет голову? Если это будет второй вариант, можешь не волноваться. Это будет считаться самоубийством.

Я кручусь вокруг него и бью обеими руками по его куртке.

— Ты, может, и доволен этой игрой, но я — нет. Я не хочу смотреть, как ты умираешь.

— Это беспокойство я слышу в твоем тоне, lisichka?

— Это здравый смысл! Кто в здравом уме будет играть в смертельную игру?

— Я. Так что либо задавай вопрос, либо его задам я, — он начинает убирать пистолет.

Я не сомневаюсь, что он сдержит свое слово.