– Ты же мне ее вернула.

Его слова были для меня как райская музыка. Я улыбнулась и увидела в глазах Кромвеля любовь.

– Моя сумка… – Он озадаченно сдвинул брови. – Тетрадь… в моей сумке.

Кромвель нашел тетрадь и хотел было протянуть ее мне, но я не взяла.

– Для тебя.

Он посмотрел на меня еще более озадаченно. Я жестом предложила ему снова лечь, и юноша повиновался.

– Мои слова… – проговорила я.

Тут его лицо озарилось пониманием.

– Твои песни?

Я кивнула:

– Самая последняя.

Кромвель открыл тетрадь и стал перелистывать, пробегая глазами по записям. В этой тетради заключались мои мечты, мысли и желания. Я наблюдала за ним, понимая, что могла бы смотреть на него вечно, и это занятие никогда бы мне не наскучило.

Когда он добрался до последней страницы, я поняла это по его лицу. Я смотрела, как он сначала читает, а потом просматривает ноты. Он ничего не сказал, но его блестящие глаза рассказали мне больше любых слов.

– Для… нас, – пояснила я и поцеловала тыльную сторону его ладони. Кромвель наблюдал за мной так пристально, словно боялся пропустить малейшее движение. Впитывал каждый жест, ловил каждое слово. Я указала на свою старую гитару.

– Я хотела спеть тебе эту песню сама… но не успела.

Сейчас я больше всего жалела именно об этом: как жаль, что я не написала эту песню немного раньше. Клара мне помогла. Она записывала слова, и я показала ей, как зарисовать ноты.

Мне хотелось спеть Кромвелю эту песню, когда мне станет лучше. Теперь же… по крайней мере, он ее прочтет.

Он провел пальцами по странице, словно в руках у него была подлинная нотная запись симфонии № 5 Бетховена.

– Ты же можешь представить любую музыку, – сказала я, указывая на тетрадь. Вообще-то ноты в песне были простые – ничего выдающегося, – лишь мои слова и аккорды, заставлявшие меня думать о Кромвеле.

– «Мечта для нас», – прочитал он название.