Через несколько дней она пришла наконец в чувство и первым делом испуганно ощупала живот.

– Не переживай: в порядке твой ублюдок, – резко произнес Гленкирк и вышел, оставив ее на попечении служанок.

Крепкий молодой организм Катрионы быстро набирал силы. Скоро вернулся здоровый цвет лица, а тело с каждой неделей становилось все свежее и полнее. Все свое время она теперь проводила с детьми или отдыхала. Одна лишь Бесс была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что на сей раз ребенок, которого носит мать, не от ее отца, – однако воевать больше не хотела. Чтобы их отношения стали более теплыми, она попросила Кэт взять ее в крестные матери к новорожденному, на что та, польщенная, тут же согласилась.

Мег, не в силах сделать выбор между своим упрямым сыном и столь же своенравной невесткой, в конце концов отправилась навестить семью младшего сына, предоставив возможность Кэт и Патрику решать свои проблемы самостоятельно.

Граф Гленкирк обращался с женой с холодной вежливостью. Катриона отвечала мужу тем же. Поскольку их связывали узы церкви и королевского приказа, разрешение ситуации казалось невозможным.

В середине августа 1595 года графиня Гленкирк разрешилась своим девятым ребенком – девочкой. На следующий день, опершись на обшитые кружевами подушки, она сидела в постели, принимала поздравления от семьи. Граф Гленкирк навестил жену лишь ближе к вечеру.

Она уже и не надеялась увидеть его сегодня, и, оставшись в спальне одна, кормила дочь. Он остановился в дверном проеме, глядя на нее, и на какое-то мгновение глаза его потеплели. Она подняла голову, и их взгляды встретились.

– Можно мне войти, Кэт?

Она кивнула, и, подвинув кресло к ее постели, он сел и стал смотреть, как ребенок энергично сосет упругую грудь. Вскоре девочка наелась и задремала. Прежде чем Катриона успела как-то среагировать, Гленкирк забрал у нее ребенка, и, покачивая на сгибе локтя, принялся рассматривать крошечное личико в форме сердечка, обрамленное влажными золотисто-каштановыми кудряшками. Густые темные ресницы полумесяцами лежали на пухлых розовых щечках. Он достаточно видел младенцев, чтобы понять: малышка станет настоящей красавицей.

– Как ты хочешь назвать ее?

– Пока не знаю, не думала…

– Вероятно, это наш последний ребенок, поэтому я бы хотел назвать его сам, – неожиданно заявил Гленкирк.

От удивления она едва не лишилась дара речи, но потом все же нерешительно осведомилась:

– И как бы ты хотел ее назвать?

– Френсис, – сказал он негромко и твердо повторил: – Ее будут звать Френсис Лесли.

На какой-то краткий миг она не могла поверить своим ушам, но взгляд его внезапно потеплел, и он с улыбкой сказал: