Из аббатства они выехали, едва рассвело, и с первыми лучами солнца достигли побережья. Со скалы мыса Раттрей далеко в море была видна черная точка на фоне светлеющего неба. Услышав условный сигнал, они спустились вниз и рассмотрели небольшое суденышко, направлявшееся к берегу. Люди Гордона незаметно рассредоточились вдоль берега.

Катриона и Ботвелл стояли лицом к морю. Он приобнял ее за плечи, но она даже не почувствовала. Тогда он повернул ее лицом к себе и, сняв с пальца перстень с сапфиром, на котором красовался золотой лев, протянул ей.

– Отдай его нашей дочери, когда вырастет.

Катриона молча кивнула и спрятала перстень в кошелек. Он нежно коснулся ее щеки и добавил:

– У меня больше никого не будет, Кэт, да никогда никого и не было. Ты ведь знаешь это.

– Да, Френсис, – с трудом выговорила Катриона.

– Не грусти, любовь моя: у Гленкирка ты будешь в полной безопасности.

Он порывисто заключил ее в объятия и в последний раз завладел губами, которые так любил. Она едва не лишилась чувств, когда его напряженный язык проник к ней в рот, все тело протестовало против уготованной ему судьбе. Ни он, ни она не могли представить, что поцелуй может быть одновременно таким сладким и таким горьким. Они не могли разомкнуть объятий до тех пор, пока не услышали тревожный голос одного из гребцов:

– Милорд, нам надо спешить! Скоро прилив, и выйти из гавани будет сложно.

С трудом Ботвелл оторвался от Катрионы, но его темно-синие глаза ни на секунду не отпускали ее изумрудного взгляда.

– Прощай, моя возлюбленная!

– Счастливого пути, мой дорогой, мой единственный…

Он повернулся и, утопая в песке, бросился бежать к лодке.

– Френсис!

Будто споткнувшись, он обернулся и увидел, что она тоже бежит к лодке, протягивая к нему руки.

– Я люблю тебя, Ботвелл! Кроме тебя, у меня тоже никого больше не будет. Никого и никогда!

Он нежно улыбнулся ей.

– Я знаю, Катриона, и всегда знал. А теперь, любовь моя, подари мне улыбку – одну из тех, что навсегда пленили меня.

Это далось ей непросто, но все же, когда лодка двинулась от берега и их руки разъединились, она ослепительно улыбалась.

– Я всегда буду любить тебя, Катриона Майри! – донеслись до нее его последние слова.