– В час ночи?– бесстрастно повёл бровями он.

– Ты же не спал,– заметила она.

И это так. Он открыл ей без звонка, будто караулил у калитки.

В голосе и в лице Насти не было и намёка на вину или неловкость, что наводило на дурные подозрения, что она не собиралась оправдываться за своё поведение, но снова что-то задумала. Мирон был и рад ей, и не очень.

– Поговорить?– усмехнулся он.– Так я тебе и поверил…

– А во что бы ты поверил? Что я попрошу прощения и снова прыгну в твою постель?– свела брови Настя.

«Зачем она пришла? Вспомнила, где живу… Что ей опять от меня нужно? Снова плюнуть в душу?!»– молчаливо рассматривая женщину, подумал Мирон. Внутри него боролись двое: тот, кто не забыл, какая она жёсткая, и тот, кто безумно хотел, чтобы она была той самой Верой.

Видимо, он слишком долго молчал, что Настя оглянулась на него и с тяжёлым вздохом сказала:

– Разговор будет деловой…

Мирон смягчился, разглядев под её глазами тёмные круги, и протянул руку, приглашая в дом.

«Только не поддавайся ей. Ты же до сих пор с ума по ней сходишь… Не дай ей это понять… Только сдержанная вежливость, иначе верёвки вить станет».

А следуя за Настей, признал, что уже позволил ей это делать. И, в общем-то, ничего страшного не происходило, только мужская гордость где-то там подвывала. Если бы она была с ним, то это стало бы меньшим злом из всего того, что ему приходилось выносить теперь.

Но когда Мирон шёл за ней, то заметил лишь какую-то стеснённость в походке, не более. Никакой дерзости и самоуверенности, как и язвительности, и холодности в тоне.

Настя подошла к двери дома первой и дёрнула её на себя. Та не поддалась. Тогда Мирон аккуратно нажал на дверную ручку и пропустил женщину внутрь.

– Спасибо,– тихо отозвалась она и вошла.

Мирон включил общий свет в гостиной. Настя, обняв себя за локти, сдержанно огляделась и спросила:

– Можно тёплой воды?

– Пойдём в кухню,– предложил Мирон.

Она бесшумно прошла за ним. Он молча включил чайник, молча подождал, пока тот чуть нагреет воду, молча налил стакан и подал ей. Настя сделала крупный глоток, поставила стакан на край кухонного островка и сделала глубокий вдох. Но начать не решалась.

– Присаживайся,– указал Мирон на высокий стул у островка, а сам, скрестив руки на груди, оперся поясницей на столешницу кухонного шкафа напротив.