После такого «прекрасного дня» всегда находит мучительное осознание, как одиноко на этом свете…

Без тёплого и уютного человека…

Без понимающих и восхищённых глаз, без тёплых губ, пахнущих клубникой…

Без этого странного волнующего ощущения, когда пропускаешь пальцы сквозь густые тёмно-рыжие волосы…

Сознание не хочет мириться с теми, кто рядом, а ничего другого ждать не приходится. Только поверишь в маленькое чудо, а оно шмяк по носу, вспыхнет сизым облачком и растворится в потоке будничных забот и до оскомины известных последствий.

Но больше этого боялась только одного – чтобы моему суслику никогда не довелось узнать такого разочарования в людях и в себе…

Что-то сжалось внутри до щемящей боли, и я оглянулась на салон трамвая.

«Ну пошли мне знак, умоляю! Я хочу, чтобы хоть что-то изменилось! Удиви меня, ну, пожалуйста!»– взмолилось сердце, словно обливаясь потоками лавы.

Взгляд упал на женщину, устало склонившую голову к окну и бесцельным взглядом следившую за улицей. Переместился на мужчину, читающего в телефоне. Оба имели кольца на безымянных пальцах правой руки, но оба несчастны и одиноки. У счастливого человека вся любовь мира в глазах, даже если он не выспался, по дороге на работу потерял кошелёк, отдавили ноги в трамвае, а начальник лишил премии…

Существование закона подлости было очевидно: едва я вышла на своей остановке, дождя, как и не бывало. И в ту же минуту раздался звонок телефона…

Как только увидела имя звонящего, сердце почему-то пропустило удар, и я остановилась прямо в луже.

Глава 40

Глава 40

Ворота автопарка медленно отъехали в сторону. Охранник приветственно кивнул и пропустил внедорожник на территорию.

Мирон проехал к офису брата и, заглушив двигатель, вышел из машины. Пока вынимал рюкзаки и палатку, Михаил первым приметил его.

– Здорово, Мир!– спеша к нему, обрадовался брат и кивнул на внедорожник:– Как бульдозер? Всю силищу опробовал? Как держит дорогу?

– Отличная машина! На мойку сам отгонишь…

– Да не проблема!– похлопал его по плечу Михаил и неуклюже обнял.– Ну ты и оброс за две недели… Давно не виделись, брательник!

Мирон морщась почесал бороду и кивнул:

– Может, отрастить?