- А Жермен?

- Она должна была взять выходной в воскресенье, как обычно. И тут твоя гувернантка заявляет, что Жермен хочет переехать в Пуатье! Я уже сказал тебе: завтра ей на смену придет женщина, Алин.

Хозяин дома выглядел удрученным и, пожалуй, смущенным. Элизабет поняла, что опасаться ей нечего, поэтому быстро вышла из комнаты, чтобы убедиться, что Бонни действительно дома.

Не дожидаясь деда, она побежала в кухню, где уже очень вкусно пахло. Тушились овощи, на сковороде жарилось мясо.

Там было очень светло благодаря трем светильникам из опалового стекла, свисавшим с потолочных балок. За столом сидели старик Леандр и Алсид, в руке у каждого - бокал с вином, а возле большой чугунной печи, повязав фартук на раздавшейся талии, суетилась Бонни.

Элизабет бросилась к ней на шею, испытывая невероятное облегчение. Объятия они разжали не сразу.

- Ты тут, моя Бонни! Как я рада! Я очень волновалась, что ты заблудишься в незнакомой местности!

- Нет, мадемуазель, я была в деревне.

- С Жермен? Почему она от нас уходит? Думаю, дед рассчитал ее в припадке бешенства, и я постараюсь сделать так, чтобы она вернулась.

Бонни, быстро отведя глаза, уставилась в кастрюлю с густым супом. Ей было трудно лгать Элизабет, но она обещала сохранить эту историю в секрете. Никогда ей не забыть отчаянные мольбы Жермен: «Ради всего святого, мадемуазель не должна ничего узнать! И мои мать с отцом! Я только вам, Бонни, доверилась. Если еще кто-то узнает, клянусь, я брошусь в Шаранту!»

- У Жермен есть гордость. Кому понравится, если его уволят без серьезной причины. - Гувернантка вздохнула. - И потом, девочке хочется пожить в большом городе. Пока ей не сыщется замена, я, раз уж вернулась, постою у плиты. Мне это даже в удовольствие!

Элизабет не заметила наигранно веселые нотки в голосе Бонни. Ей предстояло трудное сражение, и она направилась прямиком в столовую, к деду.

В выложенной камнем топке камина горел яркий огонь. Гуго Ларош как раз зажигал керосиновые лампы, расставленные тут и там.

«В этой комнате мы ужинали двенадцать лет назад, - подумала Элизабет. - Родители, бабушка, дед и я. А в живых осталось только двое».

- Ты хотела поговорить? Я слушаю! - не слишком уверенно произнес Ларош.

Взгляд его устремился к серебряному подносу с бутылкой коньяка и хрустальными стаканами. Однако он не спешил браться за спиртное. К нему понемногу возвращалась память, и от этого кровь стыла в жилах. Затравленный взгляд Жермен, пока он ее насиловал, разметавшиеся по подушке светлые волосы девушки и ее слезы после того, как он вскочил, ужасаясь содеянному…