А должен был.
А должен был.
Прямо над этим шкафчиком с крючком стоял тостер.
Прямо над этим шкафчиком с крючком стоял тостер.
И сейчас за крючок зацепились не мамины штаны, а футболка Обри.
И сейчас за крючок зацепились не мамины штаны, а футболка Обри.
Я увидел тело Обри под крючком, остатки ее маленькой курточки еще висели на торчащем крючке.
Я увидел тело Обри под крючком, остатки ее маленькой курточки еще висели на торчащем крючке.
Черт.
Черт.
Черт.
Черт.
Черт.
Черт.
Я побежал к ней. Если смогу ее спасти – хорошо. Если нет – то и сам заслуживаю смерти.
Я побежал к ней. Если смогу ее спасти – хорошо. Если нет – то и сам заслуживаю смерти.
Я подошел так близко к огню, что почувствовал, как он облизывает мне кожу. Я схватил курточку Обри, но она казалась пустой. Легкой. Ее крошечное тело обмякло в моих руках. Я попытался снять сестренку с крючка, чувствуя, как глаза щиплет от дыма и слез, и… черт, черт, черт.
Я подошел так близко к огню, что почувствовал, как он облизывает мне кожу. Я схватил курточку Обри, но она казалась пустой. Легкой. Ее крошечное тело обмякло в моих руках. Я попытался снять сестренку с крючка, чувствуя, как глаза щиплет от дыма и слез, и… черт, черт, черт.
– Обри, пожалуйста! – у меня надломился голос. – Пожалуйста, малышка! Пожалуйста!
– Обри, пожалуйста! – у меня надломился голос. – Пожалуйста, малышка! Пожалуйста!