– Нет, ничего. Но я должна тебе кое-что сказать.

– Вот как? Кажется, пора начистить физию кое-кому, – улыбнулся парень, вспомнив, как Чер клятвенно заверял его, что никому не скажет, что Смерчинский на даче его родителей.

– Ты про Сашу? Не надо, он молодец, что сказал мне. Знал бы ты, как долго я его просила.

– Проходи, – открыл дверь парень, жестом приглашая гостью войти. Через некоторое время они сидели за столом перед большим окном, из которого был виден большой кусок неба, окрашенного фиолетово-бордовым закатом, и несколько высоченных деревьев, на которых чирикали, провожая солнце, птицы. Ольга сама заварила чай с листьями смородины, которая росла около самого дома, и теперь, грея руки о свою кружку, повторила:

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень важно, Денис.

– Что же за важность? – откинулся он на спинку стула, положив лодыжку одной ноги на колено другой.

– Ничего. Ничего не случилось. Просто я должна была поделиться этим с тобой, – в голосе девушки появились какие-то нервные нотки. Она достала из сумки большую тетрадь с твердой обложкой, на которой была изображена цветущая вишня, кажется, ромашки, тянущиеся к солнечному небу. Оля аккуратно обеими руками положила тетрадь на стол и ладонями прикрыла верхние ее уголки. Дэн внимательно даже как-то настороженно наблюдал за движениями гостьи, но ничего не спрашивал.

– Это стихи Инны, – наконец решилась Князева. – Она писала стихи и вела дневник. То есть она в стихах вела дневник, если так можно сказать. Вернее, описывала свои чувства в стихах.

– Я не знал, – хрипло ответил ей парень. Это стало для него открытием.

– Никто не знал, кроме меня, – поторопилась сказать девушка. Обычная ее уверенность пропала, и видно было, что Ольга Князева чувствует себя не в своей тарелке. – Она мне иногда давала почитать, но не все. У нее здорово получалось, но Инка всегда говорила, что плохо. Вот… Таких тетрадей несколько, а это – последняя. Там кое-что написано про тебя. Я недавно перечитывала и поняла, что ты должен знать. Раньше мне и в голову не приходило поделиться этим, а вчера… Я смогла в себе это перебороть. Мне ведь казалось, что это только наше – ее и мое, и делиться совсем не хотелось.

– Ты мне ее отдашь? – спросил Денис, как-то странно глядя на тетрадь с вишней.

– Нет, – помотала головой девушка. – Я не настолько готова делиться. Ты прочитаешь их при мне и отдашь обратно. Ты просто должен это знать. Я поняла, что надо любить не мертвых, а живых.

И она придвинула тетрадь Смерчу. Тот несколько секунд разглядывал обложку и только потом открыл первую страницу. Она была исписана простой синей ручкой. Знакомый почерк – неровный, быстрый, с завитушками, со слабым нажимом, но резкими порою линиями, был, как и несколько лет назад, неразборчивым, и то и дело, одни слова были зачеркнуты и новые написаны сверху, но все же Денис отлично рассмотрел заглавие стихотворения «Сестра, ты знаешь, а я влюбилась…».