Он через это прошел многие годы назад, но до сих пор помнит ужас, который проник в его сердце, когда его доктор внушал ему, что его мир — нереален. Иллюзия обмана, бля*ь. И что Ребекки не существует.
Но все оказалось еще хуже, чем Коул ожидал. Его брат действительно нуждался в помощи, и он решил взять это под свою ответственность. У Коула много лет были проблемы, и доктор Энди Барроуз помог ему так, как никто другой. Все благодаря тому, что его методы выходили за пределы традиционных, и Коул точно знал, что Энди не станет пичкать Кая ненужными нейролептиками.
И если он знал, что Кая еще можно вылечить, то мать… он потерял навсегда. Пусть Коул потерял ее еще тогда, в детстве, мысли о маме до сих пор причиняли боль. Даже сейчас, в тридцать четыре года. Он думал, она бросила его.
Но все было иначе.
Ханна думала, что ребенок мертв.
— Не скрывайте от меня правду, Энди. Сколько ей осталось?
— Немного, — с сочувствием произнес доктор.
Коул понимал, что потеряет мать, так вновь и не обретя ее.
Но еще страшнее было потерять брата… так и не узнав его.
* * *
Я повторяю это про себя, как мантру, когда выхожу из такси и спокойно иду по дорожке, ведущей к входу в Психиатрическую клинику Нью-Йорка.
— Меня зовут Мелисса, — произношу снова, но теперь уже вслух. Это всегда помогает мне, но ненадолго. Помогает забыть мне все, что я пережила.
Выкинуть из жизни три года не так уж и трудно, когда думаешь, что они происходили не с тобой. Именно поэтому я тогда начала писать. Смех, да и только. Но я начала писать книгу о Лейле, тем самым пытаясь убедить себя, что Лейла всего лишь плод моего воображения.
Чудовищная фантазия, которую я выдумала.
Но каждый раз, когда я видела в отражении зеркала отметины, которые Кай навсегда оставил на моем теле, я вспоминала жуткую реальность.
Отпечатки его рук — заметные только мне, и все же заметные, до сих пор красуются под моими ребрами. Следы от его пальцев, что высечены рубцами на коже в форме полумесяцев.