Ночью обозы при ярком свете луны начали обходить город с юга. Она разгорелась так ясно, что можно было спокойно идти без факелов. Неожиданно на горизонте загрохотали орудия, совсем рядом возникла и тут же оборвалась ружейная стрельба. Кто-то дико вскрикнул. В лунном свете замелькали десятки темных фигур.

Задолго до рассвета огни Иркутска остались позади, погасли. Начались длинные подъемы и спуски. На крутых горках, лошади неудержимо неслись вниз, перевертывая людей и грузы. И когда на востоке забрезжил тусклый рассвет обозы вначале вышли на тракт, а затем в деревню Тельцы, где всех охватило глубокое отчаяние.

— Когда же закончатся все наши беды? За что нам выпали такие страдания?

— Матерь Божья прояви к нам милость. Разве нам стоило идти через всю Сибирь, чтобы сдохнуть.

Белые прошли по Сибири тысячи верст, ожидая, что их беды когда-нибудь закончатся. Они уходили все дальше и дальше, но никакого улучшения не происходило. Беглецы жестоко ошиблись в своих надеждах. Этого не случилось ни в Новониколаевске, ни в Красноярске и ни в Иркутске.

Все глубоко задумались. Когда изменения произойдут в лучшую сторону? Сколько еще нужно пройти опасных верст? Что ждет впереди? Смогут ли они найти где-нибудь себе пристанище? Кому посчастливиться остаться в живых? Да кто ж им ответит на эти странные вопросы.

Дарья стала безучастна ко всему. Она уже ничего не видела. Для нее все происходило, как в белом тумане. У девушки открылся сильный жар. Дарья стала настолько слабой, что не могла раскрыть глаз. Жизнь едва теплилась в ее теле. У нее запали глаза, обострился нос и скулы. Лицо побледнело, с него пропал весь цвет. Побледневшая, с темными кругами под глазами она стала неузнаваемой. Она лежала тихая и молчаливая.

Хотя Платон ничего не говорил, но она чувствовала, что он находится рядом с ней.

— Платон, — слабым голосом позвала она.

— Да, Дарья, — отозвался казак.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. А, ты?

— Очень плохо. Если я умру — не закапывай в снег. Похорони меня по православному.

— Не смей так говорить, — не помня себя, закричал Платон. — Я сделаю все, чтобы сохранить твою жизнь. Ты будешь жить! Запомни мои слова навсегда. Ты мне обещала не отчаиваться. Не смей терять надежду.

— Пускай твои слова сбудутся. Я ведь с тобой и не жила толком.

— Закончится война, и мы хорошо заживем с тобой. Не хуже, чем у других все будет.

— Мне кажется, что я уже умираю. Не оставляй меня нигде. Я хочу быть с тобой до конца.

На заснеженном лице Дарьи заиграли огромные болезненные глаза. Она знала, что казак очень сильно любит ее и что он готов даже пожертвовать своей жизнью ради нее. Платон, видя следы страданий на лице Дарьи, которое всегда было веселым и приветливым, ощущал в сердце томительную боль. Его сердце рвалось из окоченевшей груди. Дарья была ему очень дорога. Ему было больно смотреть, как жена страдает от болезни. И вдвойне больней оттого, что он ничем не может ей помочь. Один раз казак даже подумал, что она уже скончалась, и только, прощупав лицо, он понял, что жена была еще жива.