Надеюсь, Лола это поймет.

А я понимаю, что мне досталось настоящее сокровище, когда Лола умело меня соблазняет. Часто девственницы в восемнадцать – это такие закомплексованные замухрышки, которые банально никого и ничем не цепляют.

То, что Лола сохранила свою девственность до восемнадцати, просто чудо. Мне кажется, ей мечтали вдуть буквально все.

Ну я – точно.

И я держусь из последних сил, чтобы не выбить ее дверь, когда Лола ее закрывает на ночь.

А утром эта пытка продолжается. Лола так по мне ерзает, что я чудом что-то соображаю. А соображать надо.

Иначе… я просто рассказываю малышке сухие факты про долбоклюя Аткинса.

И не рассказываю, что пригнал в дом вагон людей, чтобы задержать Аткинса живым или мертвым.

Он, конечно, рисковый мудак. И отчаянный.

Реально, какие у него мотивы? Мне кажется, подходит только один – женщина.

Какой-то девке моя Лола поперек горла.

Вычислить эту девку логически нереально. На меня облизывается чуть ли не все Агентство без преувеличения. И это только Агентство.

Правду будем из Аткинса выбивать вместе со всем дерьмом. Заодно предъявим его папаше все, что на него накопали, чтобы не вздумал вытаскивать сыночку.

Когда я вижу на пальце Аткинса долбаное кольцо, делаю стойку. Но пока этот мудила не попытается притронуться к Лоле, оснований для его задержания нет.

А когда он все-таки пытается, и Лола падает, я почти умираю. Но только почти, потому что тело само знает, что делать.

Полевая лаборатория сообщает, что кольцо смазано медленно действующим ядом. Смерть часов через восемь.

Это пиздец.

А новый пиздец я вижу, когда в процессе разборок с Аткинсом по привычке отслеживаю запись с камер наблюдения.

Камеры в комнате Лолы я отключил, зато коридор вижу прекрасно.

И что перед ее дверью делает мой брат, мне не ясно.