– Думаю начать все сначала и превратить твой сад в классический романтический сад.

– Никогда не слышал о таком. Что это такое?

– Их еще называют экстравагантными лжецами.

Услышав в его голосе улыбку, я подняла голову, чтобы посмотреть на него.

– Тоже никогда о них не слышала. Почему их так называют?

Отец глубоко вздохнул, и я поняла: он в своей стихии, делится со мной своей любовью к садам. И тотчас ощутила эту связь с ним, которую когда-то считала безвозвратно разорванной.

– Итак, – начал он, – романтические сады стали популярны во время промышленной революции как своего рода кивок в сторону расширения прав и возможностей простого человека. Возвращаясь домой с работы на фабрике, он мечтал о совсем другой обстановке, хотел забыть унылые реалии своего рабочего дня. В них ни симметрии, ни плана, зато сюрприз за каждым углом. Иногда это небольшие виньетки, спрятанные в нишах, или извилистые тропинки, ведущие в никуда. Сады призваны перенести зрителя туда, где эмоции преобладают над разумом, они обращаются непосредственно к человеческой душе.

Откинувшись на спинку скамейки, я посмотрела на искусственный газон перед нами, натянутый над цистерной, на пластиковые цветы, необходимые для съемок фильма.

– И все это не мешает тебе видеть его?

Он медленно кивнул:

– До известной степени. Мне придется набросать его, но для меня это часть радости. Не всегда знаю, что будет дальше, но верю, что разберусь по ходу дела. Меняя что-то по мере необходимости. То, что я начинаю с плана, вовсе не означает, что я не могу отклониться от него, если мое сердце уведет меня в другом направлении.

Внезапно у меня перехватило горло, и я не сразу смогла заговорить:

– Даже не знаю, как ты это делаешь. Я вижу только полный разгром. Весь твой тяжелый труд пошел прахом. На твоем месте я бы просто вошла внутрь и забыла, что этот задний двор существует, прежде чем начинать все сначала.

Отец сжал мою руку:

– Конечно. Я бы тоже. Но потом ты зализываешь раны, встаешь и принимаешься за работу, потому что не в наших правилах жить, как ты выразилась, посреди разгрома. Мы знаем: как бы плохо ни выглядело все вокруг, мы всегда придумаем, как это исправить. – Я вновь положила голову ему на плечо, и он поцеловал меня в макушку. – Ты унаследовала это упрямство и от матери, и от меня, так что получила двойную дозу. И, по-моему, это хорошо. Мир полон людей, которые либо боятся потерпеть неудачу, либо в случае провала им страшно попробовать еще раз. Остальные люди такие, как мы, – слишком упрямы, чтобы сдаться.

Я сделала глубокий, судорожный вдох: