– Знаю, – повторил он.

И он действительно знал. Знал ее тело лучше, чем она могла вообразить. Знал места, которые ныли от жажды его прикосновений, кожу, жаждущую поцелуев. Его пальцы теребили затвердевший сосок одной груди, пока он лизал ее шею – раз, другой, третий, и ее пронизывало наслаждение.

Фелисити закричала в ночь, жаждущая, раздосадованная, отчаянно желавшая его.

Он замер, и она открыла глаза. Он смотрел на нее, и что-то чудесное таилось в его красивых янтарных глазах.

– Крыша оказалась превосходным выбором.

Она наморщила лоб.

– Почему?

Он нагнулся и втянул горячий, дивный, сладкий сосок в рот. А когда она закричала от наслаждения, отпустил, прижался лбом к ее лбу и ответил:

– Потому что, когда ты кричишь в ночи от удовольствия, ты можешь делать это так громко, как захочешь.

Фелисити вспыхнула.

– Я не буду больше кричать.

Он подался к ней бедрами, прижался своей твердой частью к самым ее мягким местам.

– Может, и нет. Может, ты будешь смеяться.

Румянец сделался багровым.

– Я не хотела смеяться…

Дьявол покачал головой.

– Даже не вздумай извиняться за это, любовь моя. Я умру, слыша этот твой смех. Он – чистое наслаждение. Это было великолепно. – Он снова ее поцеловал. – Все, чего я хочу – снова вызвать этот смех.

Она закрыла глаза, чувствуя, как в душе сражаются смущение и желание.

Желание победило.

– Я хочу, чтобы ты снова его вызвал. – Она опять приподняла бедра, наслаждаясь шипящим ругательством, вырвавшимся у него в этот момент. Если такое вообще возможно, твердое его естество сделалось еще тверже. И длиннее. – Но на тебе одежды куда больше, чем мне хочется.