Ее глаза сделались печальными, и он заставил себя не отводить взгляд. Не тянуться к ней. Не шевелиться.

– Я сама привела твой план в исполнение, верно? Приняла за тебя решение. Выбрала бесчестье, думая, что это принесет мне счастье. – Она презрительно фыркнула. – Думала, смогу убедить тебя, что мы будем счастливы. Что я не хочу ничего из того, если могу получить это. Как ты, должно быть, смеялся. Как ликовал.

Нет. Господи, нет! В той ночи на крыше не было и намека на месть. Ничего, касающегося его брата. Все было только о ней, и о нем, и о том, что она все, чего он когда-либо хотел. Навсегда.

Это не она заново родилась на той крыше, а он.

Но если он скажет ей это, она останется. А он не может позволить ей остаться. Не здесь. Не когда он может подарить ей весь мир.

Печаль сменилась гневом. Хорошо. Гнев – это прекрасно. Гнев он сможет перенаправить. Она это переживет. Поэтому будем раздувать гнев.

– Сказать тебе что-нибудь правдивое?

– Да, – ответила она, и он вздрогнул, услышав сорвавшееся с ее уст слово… то самое слово, что звучало у него в ушах, когда он занимался с ней любовью. Слово, означавшее, что они вместе. Что они партнеры. Слово, означавшее, что он дарит ей наслаждение, и предрешившее их будущее.

Но у них нет общего будущего. Оно есть только у нее. Он мог бы подарить ей будущее. И настоящее тоже. И она этого заслуживает. Она заслуживает всего.

– Скажи, – произнесла она голосом гневным и неистовым. – Скажи мне правду, лжец.

И он сделал то единственное, что мог. Отрезал ее от этого мира, который ее не заслуживал. Освободил ее.

Он солгал.

– Ты стала идеальной местью.

Она застыла, глаза ее сузились от жаркой ненависти, даже близко не походившей на ту, что он испытывал к самому себе, ту, что сочилась сквозь него, оседая в мышцах и костях, лишая его последних остатков радости, какие еще могли у него быть.

«Ненависть – это хорошо, – сказал он себе. – Ненависть – это не слезы».

Но еще это не любовь.

Он украл у нее любовь, как вор. Нет, не у нее. У себя.

И его любимая, его прекрасная взломщица, старая дева, пристенная фиалка – она не заплакала. Она вздернула подбородок и произнесла хладнокровно, как королева:

– Ты заслуживаешь тьмы.

И с этими словами покинула его.