Уилл, занявшись малышом Бо, в споре не участвовал: он поигрывал банкнотом, а малыш, пытаясь цапнуть его, передвигался ползком по одеялу. Вдруг Уилл поднял голову, сделал ладонь козырьком и всмотрелся в подъездную аллею.
– Нашего полку прибыло, – сказал он, щурясь на солнце. – Еще солдат.
Скарлетт проследила его взгляд и увидела привычную картину: бородатый человек, медленно бредущий под кедрами, одетый в невообразимую смесь всякого рванья, оставшегося от синих и серых мундиров. Идет понурясь и еле передвигая ноги.
– Я думала, через нас уже вся армия прошла или около того, – недовольно заметила Скарлетт. – Надеюсь, этот хоть не очень голоден.
– Еще как голоден, – лаконично ответил Уилл.
Мелани поднялась:
– Пойду-ка скажу Дилси, пусть поставит лишнюю тарелку, и предупрежу Мамми, чтобы не набрасывалась с ходу срывать одежды с этого бедняг…
Она прервалась так внезапно, что Скарлетт испугалась за нее. Тонкая рука Мелани была прижата к горлу, как будто оно разрывалось от боли; под прозрачной кожей билась, трепетала голубая жилка; карие глаза сделались непомерно огромными и черными.
– Господи, да ей дурно! – Скарлетт едва успела удержать ее за плечи.
Но Мелани мигом сбросила ее руки и сбежала с крыльца. По дорожке она летела птицей, чуть касаясь земли и распростерши руки; линялые юбки хвостом трепыхались за ней. И Скарлетт поняла. Правда была подобна удару. Мужчина поднял светло-русую, кудлатую бороду и остановился, глядя на дом, словно не имел больше сил сделать хотя бы шаг. Скарлетт качнулась назад, к перилам. Сердце подпрыгнуло и замерло, а потом пустилось в бешеный галоп. Мелли что-то выкрикнула и упала в черные от грязи руки солдата; он наклонился к ней.
Скарлетт в экстазе скакнула через две ступеньки, но была остановлена рукой Уилла, накрепко прищемившего ей юбку.
– Не надо делить трофеи, – тихо сказал он.
– Отпусти меня, болван! Отпусти! Это же Эшли!
Он не ослабил хватки.
– В конце-то концов, это ведь ее муж, разве нет?
Уилл спрашивал, но спрашивал спокойно, явно уже все наперед зная, и, метнув в него сверху вниз зеленую молнию, в которой ликующая радость смешалась с бессильной злостью, Скарлетт прочла в бездонной глубине его глаз понимание и жалость.