– Значит, вы – не сон, это точно, – произнес он ровным, бесцветным голосом. – Надеюсь, я доставил вам не слишком много хлопот, мэм.

На поправку он шел медленно, лежал себе тихо в постели, глядел в окно на магнолии, и беспокойства от него практически не было. Кэррин он нравился своей молчаливостью – безмятежной и нестеснительной. Молчать рядом с ним было легко и удобно. Она могла бы проводить так все жаркие послеполуденные часы, обмахивая его веером и не заводя никаких бесед.

Да и о чем, собственно? Кэррин мало что интересовало в те дни; она тихонько двигалась по дому, тонкая, прозрачная, как привидение, и делала то, что было ей по силам. И много молилась: когда Скарлетт входила к ней без стука, то всегда заставала ее на коленях. Эта картина неизменно вызывала раздражение у Скарлетт, так как она убеждена была, что время молитв миновало. Если Бог счел нужным примерно их наказать, значит, Бог прекрасно обходится без молитв. Религиозные обряды для Скарлетт всегда были своего рода сделкой. Она обещала Богу хорошее поведение в обмен на Его благодеяния. Но Бог, по ее разумению, не раз и не два срывал договоренности, и теперь она чувствовала себя свободной от любых обязательств по отношению к Нему. Вот почему, заставая Кэррин коленопреклоненной, в то время как ей следовало бы вздремнуть или заняться починкой одежды, Скарлетт приходила к выводу, что Кэррин просто уклоняется от участия в семейных делах.

Однажды в послеполуденный час она высказала все это Уиллу Бентину – он к этому времени уже набрался сил вставать в постели и сидеть в кресле. Своим ровным, бесцветным голосом он ответил:

– Оставьте ее в покое, мисс Скарлетт. Молитвы ее утешают.

Скарлетт была поражена:

– Утешают?

– Да, она молится за вашу маму и за него.

– За кого это «за него»?

Выцветшие голубые глаза смотрели на нее из-под русых ресниц без удивления. Кажется, ничто уже не может удивить или взволновать его. Наверное, он уже навидался всякого – и неожиданного, и невозможного. Опять начинать чему-то удивляться?.. В том, что Скарлетт не посвящена в сердечные дела сестры, он не видел ничего странного, равно как и в том, что Кэррин нашла утешение в разговорах с ним, посторонним человеком.

– Она молится за своего кавалера, за этого парня, Брента, как его там, который был убит в Геттисбурге.

– За своего кавалера? – сухо переспросила Скарлетт. – Ничего подобного! Они с братом были моими кавалерами.

– Да, так она мне и сказала. Выглядит так, будто почти все графство ходило у вас в кавалерах. Но все же он был ее поклонником – после того как вы дали ему от ворот поворот, они даже обручились, когда его в последний раз отпускали на побывку. Она говорит, он единственный парень, который был ей дорог, теперь она о нем молится и находит в этом что-то вроде утешения.