«Да, наша мисс Воображала обречена две недели просидеть дома, а мы – слушать ее нытье и стенания», – подумала Скарлетт.

Мелани тоже вышла к ним на веранду и ребенка принесла; она расстелила на полу старое одеяло и пустила малыша Бо ползать. После того письма от Эшли Мелани уже не бывала спокойной – она или звенела от радости, ликуя и светясь, или предавалась тревожному, страстному ожиданию. Но, счастливая или подавленная, она по-прежнему была слишком худа, слишком бледна. Она выполняла без жалоб свою часть работы по дому, но у нее постоянно что-то болело. Старый доктор Фонтейн диагностировал это как «женскую болезнь» и вполне согласился с доктором Мидом, который говорил, что ей нельзя было рожать Бо. Доктор добавил откровенно, что следующий ребенок может ее убить.

– Сегодня в Фейетвилле мне попалась на глаза одна ценная вещица, – сказал Уилл. – Я подумал, вам будет интересно, леди, и привез ее с собой.

Он запустил пальцы в задний карман штанов и вынул ситцевый, простеганный на холстине бумажник. Это Кэррин ему сделала. Из бумажника он достал банкнот Конфедерации.

– Если вы считаете ценными деньги Конфедерации, то я определенно нет, – высказалась Скарлетт категорическим тоном, потому что один вид этих бумажек приводил ее в бешенство. – На данный момент у нас их три тысячи долларов, лежат в папином сундуке, и Мамми ждет не дождется, когда я разрешу ей заклеить ими дыры в чердачных стенах, чтобы сквозняк не донимал. Я думаю так и поступить. Хоть какой-то толк от них будет.

– «Державный Цезарь, обращенный в тлен…»[11] – продекламировала Мелани с грустной улыбкой. – Не делай этого, Скарлетт. Сохрани для Уэйда. Когда-нибудь он будет гордиться этим.

– Ну, насчет державного Цезаря я не в курсе, – сказал смиренно Уилл, – но на той бумаге, что я привез, есть надпись – как раз то самое, что вы сейчас сказали про Уэйда, мисс Мелли. Это стихи, наклеенные на обороте билета. Насколько я знаю, мисс Скарлетт к стихам не особо расположена, но эти, по-моему, ей могут быть интересны.

Он перевернул банкнот. Там была приклеена полоса грубой оберточной бумаги, исписанная самодельными чернилами. Уилл прокашлялся и стал читать – медленно и с выражением:

– Название: «Строки на обороте билета Конфедерации».

– О, как прекрасно! Как трогательно! – восклицала Мелани. – Скарлетт, ты не должна отдавать те деньги Мамми, оклеивать чердак. Это же не просто листки бумаги, смотри, как точно сказано в стихах: «Был он символом страны, что сметена войной».

– Мелани, перестань сентиментальничать. Бумага, она и есть бумага. Кстати, у нас ее не так много, и мне надоело слушать ворчанье Мамми из-за щелей на чердаке. Надеюсь, когда Уэйд вырастет, у меня будет для него полно настоящих зеленых баксов, а не этой конфедератской макулатуры.