Твою ж мать… Что она со мной делает? С ума сводит, по инстинктам высоковольтным напряжением шарашит. Дикая. Красивая до неприличия, до какого-то невероятного критического максимума. Моя.
Я хочу ее. Я люблю ее. Я болен ею. Давно и, походу, неизлечимо. В ее голубых, сияющих, будто два осколка утреннего неба, глазах заключено мое счастье и мой смысл. Да и вообще вся моя жизнь, которую я еще совсем недавно считал бестолковой. Теперь не считаю. Благодаря Стелле все по-другому. Я – другой. Способный на поступки, взрослеющий, честный.
Подлетаю к ней и, припечатав ее спиной к противоположной стене, сминаю поцелуем мягкие податливые губы. Погружаю язык в самую глубину ее влажного теплого рта, слизываю сладкие, пропитанные удовольствием стоны и глубоко вдыхаю аромат нашей страсти. Ловлю звезды от передоза феромонами и ее вкусом. Пропадаю в ней. Рассыпаюсь на тысячи вибрирующих микрочастиц.
Хочу касаться ее, дышать ею. Брать, поглощать, вновь и вновь доказывая, что она принадлежит мне. Только мне.
Стелла пытается стащить с меня рубашку, а я стягиваю с нее джинсы. Неаккуратно, грубо, излишне экспрессивно. Вцепившись друг в друга, словно два голодных зверя, мы пробуем переместиться в спальню, но натыкаемся на стоящий в коридоре комод, и, плюнув на условности, валимся на пол прямо в прихожей. Нам неудобно, тесно, но это не заботит. Сейчас вообще ничего не заботит.
Она подо мной, я над ней – и окружающий мир со всеми его красками просто перестает существовать.
Сейчас есть только я, Стелла и наша безумная любовь.
* * *
– Ну давай, дерзкая, рассказывай, как ты добилась моего чудесного освобождения, – говорю я, любуясь гладкой бархатной кожей Стеллы и неяркими лучами солнца, путающимися в ее волосах.
Мы сидим на подоконнике у настежь распахнутого окна и неторопливо раскуриваем одну на двоих сигарету. Из одежды на ней только моя рубашка, и ее голые ноги с трогательно торчащими коленками покоятся на моих.
– А это не я, – отвечает Стелла после небольшой паузы. – Это все наш общий друг Янковский.
– Егор? – переспрашиваю удивленно. – Я не думал, что он в курсе…
Подношу к ее лицу зажатый между двух пальцев фильтр, и она, обхватив его губами, соблазнительно затягивается. Медленно выпускает дым в пахнущий травой и дорожной пылью воздух, а затем рассказывает мне увлекательную историю о разговоре с Асей и последующем акте щедрости Янковского.
Слушаю внимательно, периодически удивленно приподнимая брови, и ощущаю, как в груди зарождается какое-то странное, распирающее тепло. Словно в сердце горячего чая налили. Или покрепче чего.