– Я знаю, как ты любишь Хокусая, – произнес Ватанабэ-сан. – Это – шедевр его дочери. До нас дошло очень мало ее картин, но мне кажется, она была талантливее отца.
– Благодарю вас, – сказала Сэди.
Когда они расставались, Ватанабэ-сан низко поклонился Сэди.
– Спасибо, Сэди, – довольно прогудел он. – Если бы не вы с Сэмом, Маркс наверняка стал бы актером.
– И не посрамил бы сцену! – вступилась за товарища Сэди.
– Но мастерства он достиг именно в том, чем занят сейчас, – упрямо покачал головой Ватанабэ-сан.
Поймав такси, Сэди и Маркс вернулись в отель.
– Тебе не обидно слышать подобное от отца? – в лоб спросил Сэди.
– Ничуть, – ответил Маркс. – Мне нравилось играть в студенческих пьесах. Я целиком посвящал себя актерству, но все это кануло в Лету. Боюсь, если бы я стал профессиональным актером, я бы рано или поздно разлюбил свое ремесло. Но разве это печально? Наоборот! Это здорово! Здорово, что мы не обязаны всю жизнь тянуть одну и ту же лямку.
– То есть ты хочешь сказать, что рано или поздно я брошу создавать игры?
– Ну нет, – засмеялся Маркс. – Ты нашла свое место в жизни. С играми ты навечно.
На третий день их пребывания в Токио, с утра пораньше, перед очередной деловой встречей, Маркс повел Сэди в храм Нэдзу, где находилась знаменитая тропинка с коридором из п-образных ворот без створок, называемых тории. Сэди поинтересовалось, в чем смысл прохождения под воротами, и Маркс ответил, что, согласно синтоистской традиции, тории отмечают границы между земным и сакральным. Но так как Маркс синтоистом не являлся, ничего более толкового он рассказать не мог.
– В юности я частенько наведывался сюда, – добавил он. – Когда не знал, как справиться с навалившимися на меня проблемами.
– У тебя были проблемы? – не поверила Сэди.
– А то! Целая уйма, как и полагается подростку. Меня никто не понимал, а я не понимал сам себя. Терялся в догадках, кто я такой – то ли японец, то ли невесть кто…
– Бедненький Маркс.
– Не спеши. Ступай под ними не торопясь, – напутствовал ее Маркс. – Когда я шел медленно, мне лучше соображалось.
Сэди шагнула на тропинку и прошла подо всеми арками. Вначале она ничего особенного не почувствовала, но постепенно грудь ее расширилась, и ей стало легче и свободнее дышать. И тогда ей открылся сакраментальный смысл арок: тории отмечали пройденный человеком путь и выводили его на новую, неизведанную дорогу.