Даже если мы никогда не будем обычной.

Мы все сидим за ужином, Коля, Ян и Огла в том числе. Борис, еще один охранник из нашего тесного круга, тоже присоединился бы к нам, но его, видимо, нет дома.

Мы всегда считали этих ребят своей расширенной семьей. Теми, к кому мы обращаемся, когда наши родители оказываются недоступны.

В каком-то смысле они наши крестные родители.

Мама, сияющая от уха до уха, не перестает подталкивать в нашу сторону всевозможную еду. Ее счастье, мягко говоря, заразительно, как и ее энергия.

— Как дела в университете? — папа наливает себе бокал вина.

— Как обычно. — Отвечает Джереми, пожимая плечами. Нет нужды говорить о том, что он заставил охранников доложить, что произошедший пожар был незначительным и беспокоиться не о чем. Иначе папа и эти безжалостные парни пришли бы и похоронили Змей своими руками.

Особенно если бы они узнали, что наша с Джереми жизнь в опасности.

Я толкаю свой стакан перед папой.

— Мне тоже.

Он смотрит на меня взглядом, от которого гора встала бы на колени.

— Ты пей свой сок.

— Но мне уже восемнадцать. В Великобритании люди пьют в этом возрасте.

— Это не Великобритания, и ты не англичанка.

— Ну, я наполовину русская, а в России люди пьют в восемнадцать лет.

Мама поднимает бровь.

— Она права.

Папа переключает свое внимание на нее, и все, что я могу сделать, это наблюдать за тем, как разные, загадочные эмоции расцветают в его глазах. Мне всегда нравилось, как он смотрит на нее, как будто она — его мир. Как он ищет ее, когда ее нет рядом. Как будто она — его воздух, и он должен видеть ее каждое мгновение.