Я больше не могу смотреть на нее. Больше не вынесу ни единого слова. Все, что я сейчас могу, – это обнимать ее. Сильнее, чем следует, если учесть ее проблемы с суставами. Но она обнимает меня в ответ, крепко обвив руками, совсем как в детстве, когда я отчаянно нуждалась в маме.

– Эх, ну ладно, – вдруг слышу я и чувствую, как Сабрина обнимает нас обеих.

Наконец-то чувствую себя целой, хотя долгих четыре года мне казалось, что я распалась на куски.

– Вечно вы веселитесь без меня, сучки.

– Дарси! – неодобрительно кричим мы втроем.

– Что? – она пожимает плечами, стоя в дверном проеме. – Думала, мы теперь будем часто использовать это слово. Для прикола.

– Однозначно нет, – говорит ей мама.

– Боже, – бормочет Сабрина, отстраняясь. – В этом доме никакого уединения.

– Конечно нет, – говорит Дарси. – Он крошечный, а стены сделаны из туалетной бумаги и чайных пакетиков. Мэллори, ты не могла бы, пожалуйста, выиграть этот глупый чемпионат мира и перевезти нас куда-нибудь в другое место с помощью денег от умных шашек?

Я сердито смотрю на нее:

– Кстати, у тебя отлично получается хранить секреты.

– Технически я сохранила в секрете тот факт, что не сохранила секрет.

Пытаясь понять смысл ее слов, я стираю слезы со щек. Затем киваю, впечатленная таким умозаключением.

– Что ж, – мама хлопает меня по коленке. – Теперь мы можем поговорить о твоем симпатичном коллеге из центра для пенсионеров.

– Точно. Вы с Ноланом и правда засыпаете под звуки видео с массажем головы, как утверждают в твиттере? – спрашивает Сабрина.

– Что? Нет! Мы не… Я не… – Утираю нос рукавом, после чего там остается след, подозрительно похожий на сопли.

«Нам точно нужно установить родительский контроль», – почти говорю я, но тут же вспоминаю, что Сабрина сказала о моих родительских поползновениях.

– Вы расстались? – спрашивает она. – Что он натворил?

– Он… мне врал.