Общим голосованием было решено устроить вечером пикник. Через два дня заканчивалась наша смена, и мы покидали лагерь.
Был октябрьский погожий день. Осень пришла неожиданно, буквально за ночь, словно Крик привёл её за собой. Похолодало. Ребята с удовольствием грелись возле двух больших грилей. Мисс Бишоп с девочками жарили рыбу на одном. Парни готовили на другом свежих кроликов, которых Вик изловил для барбекю.
Стив разделывал кролика и был задумчивым и тихим. Я замечала его настороженные взгляды, видела, что он не отрывает от меня глаз. Это беспокоило.
Бен был вегетарианцем и не мог помочь в разделке тушек, а потому мыл овощи и фрукты. Мы с Дафной вырезали из салфеток гирлянды в виде тыкв. Джесси и Джонни резали салат словно наперегонки, а Стив, Вик и Джек занялись кроликами.
Вик был неподалёку, у разделочного стола, который ребята сколотили из досок. Он бросил на меня короткий, но беспокойный взгляд и снова опустил глаза. Я только утёрла лицо широким рукавом толстовки и отвернулась.
Тихо, родная. Тихо.
Могло бы это быть совпадением?
Здесь громко играла песня «Сезон ведьм». Некоторые ребята нарядились по-осеннему, Вик был в своей клетчатой бежевой рубашке и камуфляжных карго. Поверх он повязал фартук, чтобы не испачкать одежду. Такой же фартук был у Джека. Он внимательно смотрел, как Вик разделывал тушку, и старался всё делать в точности, как он.
Над костром мы повесили гирлянды и флажки. С кухни нам дали несколько тыкв, и мы вырезали из них фонари Джека. Мисс Робертс тоже была здесь. Она одобрительно смотрела на Вика: он ловко разделывал кролика под музыку, покачивая подбородком в такт. Я бы сказала даже, слишком ловко.
Он свежевал профессионально, всё получалось быстро и просто. Увлёкшись, машинально прокрутил нож в левой руке и, подняв тушку за уши, вспорол брюшко и взялся за шкурку, чтобы снять её с розового влажного мяса. Никто ничего не заметил, но заметила я. Отложила в сторону бумажные тыковки и попятилась.
Он вонзил нож в доску, и тот уверенно вошёл на треть лезвия. В Вике было достаточно сил, чтобы сделать это, шлёпнуть тушку на разделочный стол и вынуть нож из доски снова – без единого усилия. Он аккуратно очистил кролика от внутренностей, отделил до конца мясо от шкурки, и на лице его всё это время было уверенное, магнетическое удовольствие. Даже черты стали резче. Он мне напомнил любого индейца с картин Роберта Гриффита, и был человеком, который явно чувствовал себя на своём месте.
Вокруг нас было много людей. Знакомых всем нам людей. Они болтали, что-то ели, веселились и даже не думали, что рядом с ними может оказаться убийца. Что, если убийца – это Виктор Крейн? Он казался мне таким добрым, чутким и внимательным. Но так ловко обращался с ножом. Мог бы он освежевать не только кролика?