Светлый фон
Шнайдер дал то самое… то, что я так отчаянно требовала.

Я выпила.

Я выпила.

Помню, как неистово начало биться сердце и страх постепенно заполнял всю меня. Не просто страх. Паника. К горлу подступала тошнота, мне стало нехорошо. Меня мутило. Внутренности скрутило, и я скрючилась на ковре. Ужас накатывал с новой силой. Начались галлюцинации. И если мой первый «полет» помог мне удрать от реальности, то в этот раз «волшебная пилюля» обратилась таблеткой ужаса. Мне везде и во всем мерещился отец. Он замахивался, я отскакивала. Он принимал демонический образ, пугающий и ужасающий. Глаза вытекали из глазниц, изо рта выползали змеи. Я кричала, брыкалась и не могла спрятаться от него. Стоило закрыть глаза – он был там. В темноте. В моем разуме. Страх делал его страшнее, показывал его внутренности, череп, кости. Стоило открыть глаза – он также был там. В узорах на обоях, ковре и потолке. В лицах парней и даже в Луне. Его тело превращалось в червя, жирного, в полосках, лицо покрывалось ожогами и огромными волдырями. Перенести это мне было не под силу. Хотелось броситься из окна, лишь бы этот кошмар закончился. Я сама себя вогнала в камеру страхов. Стала заложником собственного разума.

Помню, как неистово начало биться сердце и страх постепенно заполнял всю меня. Не просто страх. Паника. К горлу подступала тошнота, мне стало нехорошо. Меня мутило. Внутренности скрутило, и я скрючилась на ковре. Ужас накатывал с новой силой. Начались галлюцинации. И если мой первый «полет» помог мне удрать от реальности, то в этот раз «волшебная пилюля» обратилась таблеткой ужаса. Мне везде и во всем мерещился отец. Он замахивался, я отскакивала. Он принимал демонический образ, пугающий и ужасающий. Глаза вытекали из глазниц, изо рта выползали змеи. Я кричала, брыкалась и не могла спрятаться от него. Стоило закрыть глаза – он был там. В темноте. В моем разуме. Страх делал его страшнее, показывал его внутренности, череп, кости. Стоило открыть глаза – он также был там. В узорах на обоях, ковре и потолке. В лицах парней и даже в Луне. Его тело превращалось в червя, жирного, в полосках, лицо покрывалось ожогами и огромными волдырями. Перенести это мне было не под силу. Хотелось броситься из окна, лишь бы этот кошмар закончился. Я сама себя вогнала в камеру страхов. Стала заложником собственного разума.

– Сколько это будет продолжаться? – донесся до меня крик Уильяма.

– Сколько это будет продолжаться? – донесся до меня крик Уильяма.

– Острая фаза – часа два.

– Острая фаза – часа два.

Для меня эти два часа тянулись как несколько недель. Я плакала, билась в истерике и умоляла отца оставить меня. Умоляла парней прекратить это. Умоляла убить меня. Дать мне нож, чтобы перерезать себе вены. Или кусок стекла, чтобы вонзить его в сонную артерию. Я скулила, рыдала и, стоя на коленях, говорила о том, как не хочу жить.