Джоан, сузив глаза, произносит:

– Разве это так важно?

Серые глаза впиваются в нее тяжелым взглядом.

– Важно, иначе почему мне не пустить пулю в вас?

Отчего-то она выглядит раздраженной и злой:

– Ты всегда можешь уйти!

– Скорее всего, яд, которым вы ее отравили, найдут в моей комнате, – тянет Маунтбеттен. – Так же как среди заметок в телефоне Люси нашли послание: «В моей смерти прошу винить Гойара, Маунтбеттена и Шнайдера».

– И почему вас не посадили?

– Несмотря на все улики, которые вы разбросали? – Темная бровь приподнимается. – Потому что мы отпрыски трех самых влиятельных семей Великобритании.

– Она умрет, – нервно напоминает Мак-Тоули; маска ее невозмутимости неожиданно начинает трещать по швам.

– Это же и есть часть вашего плана? Ее убийство вы планируете повесить на меня.

Мак-Тоули слишком звонко и истерично смеется:

– Да, часть моей мечты – увидеть одного из Маунтбеттенов за решеткой. Вот только я в выигрыше при любом раскладе.

Кровь начинает сильнее течь из носа. Капли стекают с подбородка на грудь. Я задираю голову, чтобы прекратить кровотечение, но это не помогает.

– Она умрет на твоих глазах по твоей вине, и ты можешь лишь наблюдать за этим, – ласково шепчет Джоан. – Каково это – чувствовать себя бессильным?

Мышцы на спине Уильяма каменеют. Он молчит, но я уверена: его голова взрывается от желания найти выход. Только вот, кажется, его действительно нет. Все вокруг похоже на злое пророчество, и, как ни старайся, выход лишь один…

– Уильям, уходи, – прошу я… нет, умоляю. – Пожалуйста, уходи!

Джоан, словно змей-искуситель, начинает шипеть:

– Сможешь ли ты с этим жить? Зная, что мог ее спасти и даже не попытался?

Уильям смотрит на меня. Беспомощность моего тела перекрывает путь к надежде. Горечь, тревога, отчаяние, ужас и бессилие овладевают мной, когда я смотрю в его лицо, искаженное гневом и болью.