Я нажимаю большими пальцами на напряженные ее плечи. — Какой сценарий во всем этом наихудший?

Она на секунду задумывается. — Я никогда не смогу вернуть себе прежнюю увлеченность. Я больше никогда не смогу готовить десерты высокого класса. Мой список поваров-официантов бросил меня, и меня больше никогда не возьмут на работу. Меня выгоняют из индустрии, и в итоге я работаю в отделе выпечки продуктового магазина, украшаю торты для вечеринки в честь выхода Карен на пенсию, но потом, конечно, она, блядь, жалуется, потому что фиолетовая глазурь — это неправильный оттенок фиолетового. Итак, я проклинаю ее, потому что в мире есть проблемы похуже, чем то, что в ее глазури больше баклажанового, чем фиалки, из-за чего меня тоже оттуда увольняют и теперь я живу в доме своего отца и сплю на его диване, а он ужасно разочарован, потому что пожертвовал всей своей жизнью ради меня, и теперь я безработная и занимаюсь диванным серфингом.

Я не могу удержаться от смеха, который, к счастью, у нее тоже вырывается. — Чертовски драматично, Миллс.

— Это может случиться.

— Этого не случится. Даже если ты покинешь мир высшего класса, ты все равно крутой пекарь. Ты бы открыла свою собственную пекарню или что-нибудь не менее потрясающее. Тебе не повезет в карьере. Ты трудолюбивый и невероятно талантливый. Это не меняется просто так.

Я ничего не упоминаю о Монти, потому что это полный абсурд, что она беспокоится о разочаровании своего отца, и я думаю, она тоже это знает. Этот парень смотрит на свою дочь так, словно она повесила гребаную луну.

— Мне нужно серьезно отнестись к кухне, когда мы вернемся домой.

— Хорошо, — спокойно соглашаюсь я. — Ты права, но сегодня ты ничего не сможешь с этим поделать. Так что сейчас нет смысла переживать по этому поводу.

Наклоняясь, я целую ее в плечо. — Мне нужно напомнить тебе, как получать удовольствие?

Она снова расслабляется от моих прикосновений, прижимаясь задницей к изгибу моих бедер под водой. — Ты совсем другой человек, чем был в начале лета.

— Да, ну, за последние два дня я потрахался и не нанес ни одного удара, так что дела у меня идут на лад.

Я провожу руками по ее животу и грудт, едва касаясь подушечками больших пальцев ее сосков. — Кроме того, я же говорил тебе, прежний Кай был другим. У него была необузданная жилка.

— Хмм, — напевает она, прижимаясь ко мне, ее тело оживает под моими прикосновениями. — И что же делал старый Кай, чтобы повеселиться?

Опускаясь ниже, я играю с завязками ее плавок от бикини, прилегающими к бедрам. Нащупав конец одной из них, я дергаю. — Он купался нагишом.