– Так дай мне хоть немного времени, сегодня ведь только первый день. Поговорим лучше про твою работу. Джонни рассказывал…

– Твои жалкие увертки я вижу насквозь. Надеешься, что я обо всем забуду, если перевести разговор на меня?

– Обычно это работает.

– Уж уела так уела. Ну, и о чем ты там собираешься писать?

Кейт почувствовала себя беззащитной перед ее напором.

– Это всего лишь старая мечта, Талли.

– Да и ты тоже не молодеешь – гляди, как удачно выходит.

– Тебе никогда не говорили, что ты бездушная стерва?

– Только мужики, с которыми я встречалась. Ладно, брось, Кейти. Поговори со мной. Я же вижу, какая ты все время измотанная. И знаю, что тебе чего-то не хватает в жизни.

Этого Кейт не ожидала – что Талли со своей вершины мира разглядит ее депрессию. Поняв это, она тут же осознала, что больше не хочет сопротивляться. В конце концов, она сама давно устала от этого притворства.

– Не только в этом дело. Я чувствую себя… потерянной. У меня вроде все есть, а мне мало. И Мара меня с ума сводит. Что бы я ни делала, все не то. Я ее до смерти люблю, а она ко мне относится как к прошлогодним драным кроссовкам.

– Трудный возраст.

– Меня уже порядком тошнит от этой отговорки. Может, надо разрешить ей пойти в эту модельную школу, о которой она все время трещит. Но мне больно при мысли, что она окажется в том жестоком мире.

– Эй, мы вообще-то о тебе разговаривали, – напомнила Талли. – Слушай, Кейти, я понятия не имею, что ты чувствуешь, но я знаю, каково это – хотеть большего. Иногда приходится побороться за то, что по-настоящему наполнит твою жизнь.

– Говорит женщина, которой приходится одалживать у меня семью.

Талли улыбнулась:

– Мы друг друга стоим, скажи?

Кейт рассмеялась – а так искренне она не смеялась очень давно, кажется, целую вечность.

– Всегда стоили. Я тебе вот что скажу: я подумаю насчет писательства, если ты обещаешь подумать о том, чтобы влюбиться.

– Можно я лучше подумаю о том, чтобы провести день на пляже? – сказала Талли и, помолчав, добавила: – Грант не звонил с тех пор, как я переехала.