– Если бы ты знала, как я злюсь из-за того, что ничего не сделала сегодня. Если бы ты только знала.

– Я об этом уже узнала. Ради бога, встань с постели, оденься, сядь за стол и поработай нормально. Хватит валяться в кровати и пытаться читать с лампой на полу. Занимайся по-человечески. Я буду спать. Не обращай на меня внимания.

– Перестань корчить из себя трагическую актрису, – посоветовала Клэр.

Валери рассмеялась в ответ на колкость и заметила, что профессора Клэр О’Брайен не мешает поставить на место, чтобы она не отзывалась о своей учебе как о каком-то священнодействии. Клэр невольно улыбнулась. Она вылезла из постели и оделась, чтобы не замерзнуть.

Незнакомая девушка постучала в окно, очевидно взобравшись по скобам в стене. Клэр впустила ее, и та рассыпалась в благодарностях.

– Вы трое – местная легенда, – призналась незнакомка, у которой перехватило дыхание. – Ну то есть вы тут уже давно, у вас все схвачено, вы живете по собственным правилам.

– А еще мы сумасшедшие, – добавила с кровати Валери. – По ночам мы по очереди встаем, одеваемся и охраняем остальных.

Девушка испуганно пробормотала, что ей пора уходить.

– С тебя чашка чая. Плата за проход по комнате, – пошутила Клэр, но через десять минут девушка крадучись вернулась с двумя чашками чая.

– Ваша подруга еще где-то бродит, – сказала она, нервно поглядывая на кровать Мэри Кэтрин.

– Ясное дело, – подтвердила Валери. – Сейчас только три часа ночи.

Клэр обвинила Валери в том, что по ее милости их будут считать чокнутыми. Валери в ответ поинтересовалась, чем, черт возьми, Мэри Кэтрин и Джеймс Нолан могут заниматься до трех часов ночи, если только они не в постели.

Примерно через десять минут Мэри Кэтрин влезла в окно. Они с Джеймсом Ноланом действительно побывали в постели, и все прошло хорошо. Не то чтобы великолепно, но в целом неплохо, и Мэри Кэтрин хотела, чтобы они сию же минуту приступили к чтению девятидневной молитвы, потому что месячные должны были начаться ровно через девять дней. Еще никогда призыв к девятидневной молитве не звучал так своевременно.

Дик Диллон сообщил Анджеле, что не передумал. Он признавал, что не был выгодной партией и прочел мало книг, но, по крайней мере, Анджела могла быть уверена, что со временем он не превратится в пьяного забулдыгу. Потом Дик вспомнил, что отец Анджелы был пьяницей, и так долго извинялся за свою бестактность, что Анджела велела ему заткнуться, пригрозив, что иначе переедет его на велосипеде.

– Ну а если серьезно? – настаивал Дик. – Разве это плохая идея?

По его словам, Анджеле было одиноко в ее коттедже, а ему было одиноко в его уголке отеля, в спальне и гостиной. Он был заранее согласен на любые условия: поселиться в ее коттедже или построить новый дом, потому что получить участок для него не составит труда. Анджела может преподавать, если захочет. Учителя теперь не обязаны соблюдать обет безбрачия. Или она может отдохнуть от работы. Дику очень нравилось ее общество. Он не был мастером произносить красивые речи, но в глубине души питал самые серьезные чувства.