– Но какой смысл устраивать кабинет наверху? – возразил Дэвид. – Разве это правильно: запереться там в одиночестве, а когда родится ребенок…

Клэр согласилась. С кабинетом она разберется потом.

Они выкрасили детскую в солнечно-желтый цвет, а когда Нелли услышала, как молодые супруги шепчутся о прибавке в семье к Рождеству, то очень обрадовалась и сшила для них занавески с героями детских стихов и песенок.

Дэвид таскал в домик игрушки из-под сиденья банкетки в своей старой спальне – незаметно, по одной, тайком от матери. Он не хотел их красть, просто старался лишний раз не упоминать о ребенке. Лицо Молли словно покрывалось коркой льда, когда кто-то упоминал о будущем малыше. Дэвид боялся думать о том, как она отнесется к внуку, когда тот родится.

– Думаю, она смягчится. Не ради меня, а ради ребенка.

– Нужно сделать так, чтобы она побыла наедине с малышом. Ну или с малышкой.

В глубине души Дэвид и Клэр верили, что родится мальчик. Ему уже выбрали имя – Патрик Томас.

Шли дни. Им становилось все труднее представить, что когда-то они жили совсем иначе. Суматошные, торопливые встречи в Дублине, грязная квартира с вонючим холлом и обшарпанной лестницей без ковра в Ратмайнсе казались частью чужой жизни. Дэвид признался, что еле помнит имя рыжеволосого ординатора, который вечно со всеми ссорился. Клэр сказала, что даже под пытками не смогла бы вспомнить, о чем они болтали с Мэри Кэтрин и Валери на протяжении двух с половиной лет.

В молодой семье появилась новая тема для разговоров: пациенты Дэвида. Тем летом он принял роды троих детей. По его словам, большую часть работы проделала миссис Бреннан, которая была замечательной акушеркой, уверенной, спокойной и деловитой. Женщинам она очень нравилась. Это заинтересовало Клэр, она всегда считала миссис Бреннан крикливой и властной, но теперь увидела ее в новом свете. Дэвид доверял Клэр местные секреты, зная, что она никому их не выдаст. У бабушки Джози Диллон развилось старческое слабоумие, и ее пристроили в дом престарелых. Миссис Конуэй собиралась ехать в город, чтобы сделать гистерэктомию. У отца О’Двайера были совсем больные легкие, поэтому отец Дэвида прямо заявил священнику, что в его случае курение – это акт самоубийства, явно неугодный Господу. Отец О’Двайер посоветовал доктору Пауэру не высказываться на религиозные темы и рассуждать с позиций медицины.

– Как раз таки с позиций медицины я и рассуждаю, глупый вы человек, – рявкнул в ответ доктор Пауэр, после чего отцу и сыну пришлось инициировать долгий процесс примирения, в котором Дэвиду выпала роль посредника.