– Ты гений, Бренда, – прошептала Кэти.

– Нет, просто я обожаю такие драматические события, пытаюсь иногда изменить жизнь людей, так что моя работа того стоит. Вы-то должны это знать, ведь сами делаете то же самое.

Все прошло как во сне. Марселла изобразила удивление, увидев их, Том попросил их посидеть с ними минут пять. Дуглас, режиссер, который оказался вполне приятным человеком и единственным, кто не догадывался о происходящем, разговаривал легко. И никто не упомянул о телевизионном шоу.

– А ты теперь чем занимаешься, Марселла? – спросил Том.

– Я надеюсь, она украсит нашу программу как одна из тех, кто вручает призы, – с улыбкой сказал Дуглас.

В этот момент подошла Бренда и поздравила Дугласа с тем, что он открыл для себя «Алое перо», наилучшую фирму кейтеринга в Ирландии.

– Мы с Патриком всегда дрожим, если они к нам заходят, – сообщила она. – У них такие высокие стандарты!

– А скажите, какой прием с обедом вы могли бы организовать на восемь человек?.. – начал Дуглас.

И они поняли, что поймали его. И под столом очень крепко пожали друг другу руки.

Кей Митчелл снова находилась в частной лечебнице. Судя по всему, она уже не могла заботиться о себе; упоминалось содержание ее в палате на постоянной основе. Лечебницу выбрали, учитывая возможность для детей без труда посещать ее. Они могли доехать туда на автобусе от школы или от Сент-Ярлат-Кресент. Там имелась светлая гостиная, где она могла каждую неделю встречаться с детьми. И конечно, с мужем Кеннетом, если он когда-нибудь вернется из своих путешествий со стариной Барти. И с Уолтером, если кто-нибудь сможет ей сказать, где он и когда появится. Иногда Кей спрашивала о нем близнецов, но они не знали. Иногда она забывала, что «Буки» проданы, и расспрашивала о саде. Случались даже дни, когда она не была уверена в том, кто такие Мод и Саймон. Но близнецы проявляли терпение.

– Наверное, когда у тебя плохие нервы, люди вроде как выпадают из твоей памяти, как сквозь решетку, – сказал Саймон, пока они ехали домой после визита к матери, когда та постоянно спрашивала, кого они пришли навестить.

– А когда нервы немного успокаиваются, она обо всем снова вспоминает, – согласилась Мод, и они опять окунулись в уют Сент-Ярлат-Кресента, где все знали, кто они такие, и ждали их к ужину.

Джеральдине не понадобилось много времени, чтобы узнать, в какой больнице лежит Тедди и что у него частная палата. Она дважды подходила к этой больнице, предполагая навестить его, и дважды уходила, так и не сделав этого. Она даже входила внутрь и видела, что с ним никого нет… И все-таки что-то ее останавливало. Он теперь вряд ли знал здесь кого-нибудь, его дети выросли в Брюсселе, он не был близок с братом и сестрой. Хочет ли она увидеть его сейчас, когда он так сильно болен? Захочет ли он увидеть ее, когда пребывает в таком состоянии? Оставалась ли невероятная возможность того, что в эти дни, на последнем этапе его жизни, он желал бы снова с ней встретиться, но просто не осмеливался ее позвать? Придя в третий раз, Джеральдина твердо решила не убегать. Дверь его палаты была слегка приоткрыта. Джеральдина видела край кровати и сиделку, которая разговаривала с ним. Но все равно она не могла войти. В ее мобильнике имелся номер этой больницы… Она прошла дальше по коридору и позвонила; ее соединили с его палатой. Она услышала, как звонит телефон рядом с его кроватью, и потом он ответил.