Солнце уже высоко. Макс продолжает в бинокль наблюдать за резиденцией советских шахматистов, примыкающей к отелю «Виттория». Он только что обошел особняк кругом, внимательно вглядевшись в ворота, ведущие на главную аллею, а теперь, устроившись меж бугенвиллеями и лимонными деревьями, рассматривает противоположную сторону. Поблизости стоит беседка со скамейкой. Оттуда как на ладони весь фасад, включая и балкон соколовского номера, и выложенный красноватой плиткой карниз с водосточным желобом, и тонкий длинный штырь громоотвода на крыше. И желоб, и громоотвод нуждаются в том, чтобы кто-то время от времени следил за их состоянием, соображает Макс. И со вновь пробудившейся надеждой ведет вдоль всего фасада взглядом. И тотчас расплывается в улыбке — улыбке прежних времен, от которой лицо молодеет и сглаживаются следы ущерба, причиненного годами: это он заметил железные скобы-ступени, вделанные в стену.

Спрятав бинокль, Макс прогулочным, неспешным шагом приближается к особняку. Подойдя к ступеням, поднимает глаза. Ступени покрыты ржавчиной, но на вид крепки. Первая — на уровне земли, возле цветочной клумбы. Расстояние до крыши — метров сорок, и ступени расположены не очень далеко друг от друга. Усилия потребуются не чрезмерные — минут десять подъема в темноте, с соблюдением всяческих предосторожностей. Не лишней будет, думает он, и веревка с крюком-кошкой, чтобы на полдороге можно было подстраховаться и отдохнуть, если вдруг станет совсем невмоготу. Прочее снаряжение много места не займет — легкий рюкзак, альпинистский трос, кое-какие инструменты, фонарь. Одежка соответствующая. Он глядит на часы. Магазины в центре города, включая скобяную лавку на Порта-Марина, в этот час уже открыты. Еще понадобятся спортивные туфли и гуталин, чтобы с головы до ног выкраситься в черное.

Он уже повернулся спиной к особняку и удаляется от него по саду, а меж тем, как в золотые годы, его бодрит и возбуждает и то, что скоро придется действовать, и неизбежность этих действий — он ощущает издавна знакомый щекочущий холодок неизвестности, с которым можно было справиться рюмкой или сигаретой в те времена, когда мир еще представлялся охотничьим заказником для смышленых и отважных. Когда от жизни пахло турецким табаком, коктейлями в фешенебельном баре «Паласа», тонкими духами. Наслаждением и опасностью. И вот сейчас, когда припоминается все это, Максу кажется, что каждый его шаг вновь обретает былую легкость, прежнюю проворную упругость. Но лучше всего даже не это. Обернувшись, он замечает, что вновь обрел свою тень. Солнце пронизывает высокие кроны пиний — и тень, продолговатая и четкая, как раньше, как в славные невозвратные дни, ложится на землю, стелется к его ногам. Без возраста, без отметин старости и усталости. Без лжи. И бывший жиголо, вернув себе свою тень, смеется, как уже давно не смеялся.