Подошла с подносом одна из дочерей Кнежовича, и Энца поставила на него пустой стакан. А когда снова посмотрела на танцующих, то Чиро исчез. Она принялась протискиваться сквозь толпу, но та затягивала ее, точно трясина, и ей не оставалось ничего иного, как покориться и дать увлечь себя куда-то в сторону. Энца чувствовала, как пылают щеки. Она сказала себе, что Чиро любит ее, что она доверяет мужу, но сердце нещадно ныло. Никогда еще Энца не переживала ничего подобного.

Внезапно ее захлестнул страх. От ощущения беспомощности она едва не заплакала. Неужели все это ошибка? Она оказалась в месте, которое не выбирала, вышла замуж за человека, которого не может найти, и все, что у нее есть, – это мучительные сомнения и боль в груди.

Энца огляделась, отыскивая Иду и Эмилио, но и они исчезли. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она сказала себе, что просто устала, что туман в голове от переутомления, а слезы вызваны дымом от костров.

Выйдя наконец из шатра, Энца не знала, сколько прошло времени. Она зашла в дом, надеясь, что Чиро там. Обошла комнаты. Громкие голоса, музыка, смех оглушили ее. Чиро нигде не было.

Подносы и блюда, до того ломившиеся от яств, убрали. Хозяйка Ана закончила разливать кофе – знак, что вечеринка подходит к завершению. Энца уже собралась спросить Ану, не видела ли та Чиро, но ей не хотелось, чтобы люди решили, будто она ревнивая истеричка.

Снова выйдя на улицу, Энца вспомнила, чему учил отец: если потерялась, не сходи с места – и кто-нибудь тебя найдет. Ей так хотелось, чтобы Чиро ее нашел, поэтому она ждала и ждала, и минуты складывались в вечность. Она стояла на ледяном ветру, у шатра, который постепенно пустел. Вот смолкли и аккордеоны.

Чиро так и не пришел за ней. Ида и Эмилио уже уехали. Новые знакомые, улыбаясь, рассаживались по запряженным лошадьми фургонам. Соседи предлагали подвезти Энцу, но она с притворным весельем отказывалась. Постепенно отчаяние сменилось яростью. Тогда, затянув потуже пояс красного шерстяного пальто, она вытащила из кармана шелковый шарф, повязала на голову, подняла воротник и зашагала на Вест-Лейк-стрит. Одна.

Энца лежала в своей новой кровати, на простыне из сундука с приданым, голова ее покоилась на одной из двух перьевых подушек, которые она привезла из Нью-Йорка. На подушках были наволочки с вышивкой «миссис» и «мистер» – подарок Лауры. В доме пахло краской. Новым было все, включая их брак. Энца смотрела на ту сторону кровати, которую обычно занимал Чиро. Четыре часа утра.

А в мозгу бились слова отца. Что, если Чиро, выросший без родительской заботы, без примера супружеской верности, не знает, что значит быть мужем? И этой ночью он уж точно не знал, что значит быть хорошим мужем. Что, если его ветреность не осталась в прошлом, что, если его клятвы верности были просто всплеском надежды? Так Энца в тревоге и уснула.