–
Луиджи обнял сначала Энцу, потом Чиро, забрал у них пакеты и свертки. Паппина украсила праздничный стол свечами и белым фарфором. Запах соуса из сливочного масла с чесноком, томившегося на плите, разливался по всем трем комнатам квартиры. К пустой колыбели в углу были привязаны тонкие белые ленточки. Паппина, на последнем месяце беременности, хлопотала на кухне. Она не могла нарадоваться гостям.
– Что готовишь? – спросил Чиро.
– Улиток с маслом и чесноком.
– А пятицентовик положила?
– Нет еще. Действуй!
Чиро выудил из кармана монетку и бросил в сковороду, где тушились улитки. Через несколько секунд Паппина выловила монетку, по-прежнему сиявшую серебром. Итальянцы не едят улиток, если монета потемнела. Ведь это верный признак, что улитки испортились.
– Отличные!
– Хорошо бы! Умираю с голоду, – объявила Энца, входя в кухню и тут же отбирая у Паппины кастрюлю с пастой.
Следом появился и Луиджи с бокалами вина.
– Сегодня утром Чиро ходил со мной к мессе.
– Да быть не может! – воскликнул Луиджи.
– А мы были в церкви Святого Альфонса, – сказала Паппина.
– Если мы хотим крестить ребенка, должны платить десятину, – объяснил Луиджи.
– Тебя послушать, так все, что церкви нужно, – твои деньги, – заметила Паппина.
– И от денег не откажутся, но предпочитают души, – сказал Чиро.
– Твой брат – священник, а ты такое говоришь! – Энца слегка хлопнула Чиро по щеке. – Знаешь ведь, что тебе там понравилось. Славословия и гимны ты слушал с удовольствием. Верно?
– Ну да. А глядя на статуи, словно возвращался во времена Сан-Никола. Удивительно – то, чем ты занимался в детстве, навсегда с тобой.
– Надеюсь, кое с чем ты все же расстался, – пошутил Луиджи.