Джакомина сварила обед, какой могла бы приготовить и Энца: суп, ньокки, блюдо с зеленью, а на десерт – эспрессо и домашний пирог.
Элиана налила зятю кофе.
– Альма, ты бы могла нарисовать для меня дом? Думаю, Энца порадуется, увидев его хотя бы на бумаге.
– С удовольствием. Сколько ты пробудешь здесь?
– Неделю.
– Ох, ты ехал сюда столько же, сколько собираешься гостить.
– Тяжело мне вдали от Энцы и Антонио.
– Понимаю, – сказала Джакомина.
– Уверена, она объяснила вам все про мое здоровье.
Джакомина и Марко кивнули.
– Антонио замечательный мальчик. Вы его полюбите.
– Мы уже его любим, – сказал Витторио. – Он же наш племянник!
– Он спортсмен. Но еще и очень умен. Надеюсь, вы когда-нибудь сможете навестить Антонио и Энцу в Миннесоте.
Чиро не хотел омрачать радостный визит печальными разговорами. Он рассказывал забавные истории о жизни Энцы, описывал Нью-Йорк и быт на Малберри-стрит. Он говорил о Мировой войне и своем решении отправиться в Миннесоту. Он много рассказывал об Антонио и о том, каким замечательным человеком тот растет. А Раванелли делились с ним фотографиями и случаями из детства Энцы. После ужина семейство решило прогуляться. Они направились на кладбище, где Чиро, как и просила жена, встал на колени и поцеловал голубого ангела на могиле Стеллы. Солнце клонилось к горизонту, и небо сделалось точно такого оттенка, как в тот вечер, когда он впервые поцеловал Энцу – после того, как вырыл могилу.
С тех пор утекло много лет, но Чиро казалось, что это произошло только вчера. Он думал о том, как важно в этой жизни не удерживать, а отпускать. Вечернее небо, кладбище, воспоминания о прошлом, мысли о людях, которые были этому прошлому свидетелями и до сих пор жили здесь… Он чувствовал, что обретает гармонию, в которой так нуждался всю свою жизнь. Гармонию, какую дает только семья.
Когда Чиро вечером запрягал лошадь, чтобы вернуться в Вильминоре, Элиана подошла и протянула ему маленькую книжечку в кожаном переплете:
– Она принадлежала Энце. Отвезешь ей?
– Конечно.
На обратной дороге в Вильминоре Чиро затосковал по жене. Все завершалось там, где когда-то началось. Он оценил насмешку судьбы.