Полный отстой.
– Ко мне кто-нибудь заходил? И кто меня сюда привез? – уточняю я неожиданно для самой себя.
Не хотелось ведь спрашивать. Потому что если Хизер скажет, что навещал меня только Ксандер или еще кто-то из ребят босса, а то и вовсе Шер или Гарольд, то все станет понятно. Очевидно.
– Мистер Бьёрнстранд каждый день уточняет, пришли ли вы в себя. Подозреваю, что доктор Дженкинс уже позвонил ему, и вскоре мне придется вновь выпроваживать его из палаты. Я понимаю, что у меня нет никакого права, но в самом деле, вам ведь нужен покой…
Хизер все причитает и причитает, однако я уже не прислушиваюсь. Мистер Бьёрнстад – да как, мать его, он вообще живет с такой фамилией?! – все-таки не отказался от меня. Сердце екает в груди и приятно сжимается. Не бросил. И если вдруг заявится в палату, то я его уже не отпущу. Выскажу все, что намеревалась еще в прошлый раз. Никакая Хизер меня не остановит. Да что там Хизер, пусть хоть всей больницей держат – я поползу за ним, наплевав на гипс, лишь бы он не сбежал и на этот раз.
Только бы не отрубиться снова. Кто знает, насколько меня хватит.
– Так а давно я здесь, Хизер? – откашлявшись и едва заметно поморщившись от боли, снова спрашиваю я. – Сколько я была в отключке?
– Вы не были в отключке, мисс Нотт, доктор просто…
– Блин, да я все равно нихера в этом не понимаю! Сколько я торчу в больнице? – Осыпать медсестру ругательствами не лучшая идея, но те срываются с языка быстрее, чем я успеваю остановиться. Вот же ж. – Простите, я еще не в себе. И с манерами у меня всегда так себе было.
Хизер качает головой, и на лице ее читается разочарование. Конечно, медсестры тут наверняка привыкли к адекватным пациентам, едва ли Грегор отправил меня в первую попавшуюся больницу. И воспитанные на улице девчонки вроде меня появляются тут хорошо, если раз в десятилетие. А то и вовсе никогда.
– Четыре дня, мисс Нотт. И, прошу вас, давайте без оскорблений.
Не остается и следа от той теплой улыбки, с которой Хизер заглянула в палату. Показатели она проверяет, сведя брови к переносице и плотно сжав тонкие губы, – поправляет иглу в катетере, переворачивает пакет с прозрачным раствором на длинном держателе, передает мне градусник.
Что ж, справедливо. Остается только помалкивать и надеяться, что после выписки получится принести Хизер упаковку приличного шоколада или хотя бы бутылку дорогого джина из бара. Грегор же не заметит, если что-нибудь исчезнет, правда? Не просто так он пустил в свой клуб самую настоящую воровку. Да и не только в клуб.
Еще немного, и я попросту сгорю от стыда, но Хизер не торопится уходить. Убирает цветы с прикроватной тумбы и наводит порядок на столе неподалеку, а потом садится на длинную скамью у дверей. Делает короткие пометки на прикрепленном к планшету листе бумаги и будто бы всем видом показывает, что задержится в палате надолго. И все из-за одного грубого слова? Ну сорвалось с языка, с кем не бывает. Наверняка от боли и страха можно и не такое ляпнуть.