Только нет уже никакого страха, наоборот – в душе наконец воцарился покой. Ненадолго, конечно.
И главный нарушитель моего душевного спокойствия с грохотом открывает двери палаты уже спустя пару минут. Высокий, сверкающий жуткими льдисто-серыми глазами, Грегор выглядит куда лучше, чем в прошлый раз: длинные волосы зачесаны на одну сторону, чтобы прикрыть шрамы, светлую рубашку тут и там пересекают кожаные ремни портупеи, а в кобуре болтается ствол.
Ты что, не мог хотя бы в больницу явиться без оружия? Но спросить я не в состоянии, только улыбаюсь как последняя дура и едва не вскакиваю с кровати, в последний момент скривившись от боли и чуть не сбив крепления вокруг правой ноги.
– Мистер Бьёрнстад, мисс Нотт еще слаба! – предупреждает Хизер, приподнимаясь со скамьи, но куда ей остановить босса?
Он ее не замечает и в несколько шагов преодолевает расстояние от двери до койки. Улыбается ярко и на удивление довольно – никогда я не видела его таким спокойным, таким странно-правильным. Будто он наконец-то отыскал недостающий кусочек собственной души, пока я была в отключке.
И, полтинник ставлю, не будь в палате медсестры, Грегор бы засосал меня прямо здесь – об этом кричит и его взгляд, и подрагивающие от нетерпения губы и тяжелое, сбившееся дыхание. А то и трахнул бы, с него бы сталось. Ему же, мать его, нравятся всякие крепления.
Господи, какая ерунда только ни придет в голову после лекарств.
– Выйди, Хизер. Вернешься минут через двадцать, – бросает Грегор не оборачиваясь.
– Но, мистер Бьёрнстад…
– Выйди. Быстро.
Не подчиниться ему в такой момент невозможно, и наверняка Хизер тоже это понимает, а потому послушно выходит из палаты и прикрывает за собой дверь. И стоит только щелкнуть замку, как Грегор склоняется ко мне и крепко целует в губы. Кажется, его не волнуют ни дурацкая больничная сорочка, ни растрепанные волосы и скованные гипсом ноги.
– Спасибо, – говорю я шепотом, утыкаюсь носом в его мощную шею и кожей чувствую старые шрамы. – Спасибо, что вытащил меня оттуда, Грегор.
– Это моя работа, muñequita, – хмыкает он и опускается на койку рядом. Возвышается надо мной, словно скала. Чертовски сексуальная скала, а еще – чертовски лживая.