А еще я рассказала о Гите и дне рождения Мерит, когда Брайан не вернулся отметить его с нами. Рассказала о том, как уехала из дому, решив, что покидаю его навсегда, но не сбылось. Рассказала о Вин и ее потерянной любви, о том, как искала Тана Бернара и нашла его, Уайетта. О том, как Мерит вошла в нашу спальню с тестом ДНК и как все язычки замка сразу встали на место.

Я рассказала, как в последнюю минуту поменяла билет до Бостона на билет до Каира, потому что он, Уайетт, имел право узнать о Мерит.

Когда я закончила, мокрая от пота рубашка прилипла к спине. В гробнице не было воздуха. У меня все заледенело внутри – насекомое, застывшее в янтаре. Наконец Уайетт поднял голову. Выражение его лица было настороженным.

– Ты обнаружила, что беременна, и тебе ни разу не пришло в голову, что ребенок мог быть от меня?!

Я не знала, как объяснить Уайетту, что, когда умирала мама, время стало будто резиновым: часы плавно переходили в дни и все казалось нелинейным. Я не знала, как объяснить, что была буквально в кусках после расставания с ним и поэтому, к своему стыду, банально использовала Брайана. Как объяснить, что я тонула в туманном будущем, а потому ухватилась за кого-то, на кого могла опереться? Что, забеременев, я действительно решила, будто ребенок от Брайана? Ведь гигантская неоновая стрелка судьбы показывала лишь одно направление.

Поэтому я не стала ничего объяснять.

У Уайетта на скулах заиграли желваки.

– Неужели меня можно так легко забыть? Или ты была такой чертовой эгоисткой?!

Уайетт протиснулся в узкий проход, его шаги эхом отдались в соседней погребальной камере, где он скрылся.

Оставив меня. Что, положа руку на сердце, я вполне заслужила.

Я сползла по стене с изображением убитых горем венценосных родителей и разрыдалась. Нефертити и Эхнатон потеряли одну любимую дочь, а я – почти всех, кто мне дорог. Я не имела права в чем-то обвинять Уайетта. Для него мой поступок в лучшем случае был тупостью, а в худшем – предательством. Либо пятнадцать лет назад я так быстро выкинула Уайетта из головы, потому что наши отношения ничего не значили, либо у меня был холодный расчет спрятать от него собственную дочь. Я представила, как Уайетт стремительно выходит из гробницы и отдает ключи сторожу. Возможно, через тысячу лет туристы будут приходить сюда, чтобы посмотреть на мое мумифицировавшееся тело: «Здесь лежит женщина, разрушившая собственную жизнь».

Прошел час, прежде чем я услышала знакомые шаги в сторону погребальной камеры. Уайетт сел рядом со мной, прислонившись спиной к каменной стене: