Автобус высаживает меня в центре Ричмонда. У меня есть адрес Тана Бернара – спасибо Интернету, – но я слишком поздно понимаю, что в моем сотовом нет международного роуминга. Итак, я захожу в паб, где компания мужчин и женщин, похожих на офисных работников, пьет пиво и угадывает ответы на вопросы викторины на экране телевизора за барной стойкой. Заказав эль и пирог с мясом, я спрашиваю, как найти нужный адрес.
У меня такое чувство, будто я оказалась в другой временно́й шкале. Будто эта версия Дон вполне могла бы стать своей в буйной толпе гуляк и тоже пыталась бы вспомнить имена главных героев сериала «Трое – это компания». Я вполне могла бы переехать сюда после аспирантуры и преподавать в Кембридже. За исключением того, что другая я не стала бы сидеть на табурете в пабе, ощущая зияющую пустоту там, где некогда находились нравственные принципы.
– Еще одну, дорогуша? – спрашивает бармен, кивая на мой пустой стакан.
Конечно, я могла бы сидеть здесь всю ночь, оттягивая неизбежное. Но завтра утром у меня обратный рейс до Бостона, где придется научиться быть храброй, чтобы разгребать проблемы, которые я создала собственными руками.
Я иду по берегу Темзы, а затем через чудесный парк, где мимо меня проносятся любители бега трусцой, всецело поглощенные музыкой в наушниках. Остановившись, я глажу собаку в бандане с британским флагом. И вот наконец оказываюсь перед таунхаусом, где живет Тан Бернар.
Дом из красного кирпича, с коваными викторианскими воротами. Вытянув шею, я пытаюсь разглядеть здание до третьего этажа. Дом узкий, комнаты не просторные, а явно тесные. Из окон льется желтый свет, похожий на кошачьи глаза.
– Вин, я делаю это ради тебя, – шепчу я.
Письмо может стать началом всего, успокаиваю я себя. В Египте существует множество оригинальных мифов, и, в частности, согласно мемфисскому, Птах с помощью божественных слов сотворил жизнь, а иероглифы стали Вселенной.
Вытащив из сумки свернутую картину, я открываю ворота и поднимаюсь на низкое крыльцо. Здесь нет почтового ящика, лишь узкая щель в двери. Я собираюсь просунуть холст в щель, но мое внимание привлекает какое-то движение. В широком двойном окне справа от двери я вижу женщину с блюдом жареного цыпленка в руках. Женщина ставит блюдо на обеденный стол.
Это могло бы стать другой временно́й шкалой Вин. Она вполне могла бы оказаться здесь, стряпая обед. Созывая домочадцев к столу. Здоровая. Живая.
Женщина очень красивая. Выше, чем Вин, правда, не такая изящная. У женщины сильные плечи, крутые бедра, приятные округлости. Я вижу, как в комнату вбегает мальчик подросткового возраста, хватает с блюда ножку цыпленка и начинает есть. Женщина отчитывает мальчишку, но тот с беспечной ухмылкой садится за стол. К мальчику присоединяется девочка на несколько лет моложе его. Увлеченно печатая что-то в телефоне, она плюхается на стул.