Я чувствую пальцы Оливера, он собирает мои волосы на затылке, но его прикосновения напоминают о том, что я наделала, и меня тошнит еще сильнее. Тошнит от самой себя.
– Уйди, Олли.
– Я пытаюсь помочь.
– Умоляю, выйди!
Через пару минут с опустевшим желудком становится немного легче. Глаза слезятся, нос заложен, колени онемели. Прикрыв веки, я сижу еще некоторое время, прислушиваясь к организму. Тошнота отступила, но тело колотит, а зубы без остановки стучат.
Приподнявшись, я нажимаю на кнопку слива и встаю на дрожащих ногах. Подойдя к раковине, включаю воду и выдавливаю на палец зубную пасту. Почистив зубы, я с трудом нахожу в себе смелость посмотреть в зеркало.
Противно смотреть в глаза самой себе. Они опухли, на щеках разводы туши, которые я наспех смываю, а затем расчесываю пальцами волосы. Хочется принять душ, но еще больше хочется сбежать.
Возвращаюсь в комнату. Олли уже крепко спит, лежа на спине, из одежды на нем лишь незастегнутые джинсы.
Я слышу вибрацию, нахожу свои джинсы, достаю из кармана телефон и, увидев на экране «мама», прижимаю ладонь к губам, подавляя всхлип.
Не могу ответить на ее звонок, только не в таком состоянии. Открываю чат с Бэйли, хочу написать, но в слезящихся глазах все рябит, поэтому я записываю голосовое сообщение, прося ее подойти на крыльцо. Включив фонарик на телефоне, я нахожу нижнее белье и обувь, но не могу найти спортивный топ и носки. Черт с ними. Одеваясь, я стараюсь даже не смотреть в сторону Оливера.
Влезаю в кеды и выхожу в коридор, щурясь от яркого света.
Я закрываю дверь в комнату Рэма. В комнату, где похоронено мое уважение к себе, наша с Оливером дружба и моя гребаная девственность.