К вечеру Гэри и Пайпер собираются домой, но Том словно не хочет их отпускать. Он задерживает их в дверях, напоследок заваливая Гэри вопросами о всяких мелочах. Кэтрин собирает чашки и относит их на кухню, чтобы поставить в мойку.

– Ладно. Пайпер, беги запускай машину, – командует Гэри из-за перегородки. – Слушай, ты уверен, что не хочешь поговорить с Леоном? Конечно, он меня самого бесит, но брат же.

– Пусть остынет и подумает о своем поведении, – жестко отвечает Том. – Заигрался в директора.

– Дело твое. Ну все, давай.

– Братишка, – зовет Том, – я люблю тебя.

Наступает короткая пауза, за которой следует тихий смех Гэри.

– Я тоже люблю тебя, Тыковка. Только ты так не пугай.

Глава 54. Тыковка

Глава 54. Тыковка

Том тянется за телефоном, чтобы проверить время. Два часа ночи. Последний укол он делал в десять, и его действие явно закончилось: боль такая, будто злобный карлик сидит внутри и протыкает его желудок шилом. Слева, справа. Вверху, потом снова слева. Непоследовательный урод.

Хочется орать, терпеть все сложнее, но рядом спит Кэтрин. У нее весь день было такое загадочное лицо, словно затеяла сюрприз. Пусть выспится. Завтра понедельник, им снова рано вставать, разъезжаться по работам… Господи, надо уже ей сказать. Сколько можно, соберись, сраная тряпка, скажи жене, что ты умираешь.

Ее мерное дыхание – единственный нормальный звук в комнате. Тому сложно дышать. Казалось бы, такой простой процесс, никогда его не замечал, а теперь каждый безболезненный вдох становится божьим подарком. Или еда, которая не выпрыгивает обратно через пять минут. Уснуть, проснуться, двигаться, да просто думать – все это роскошь, которую обычно не замечаешь, пока не перестает получаться это делать.

Еще один приступ боли, настолько сильный, что Том прокусывает себе губу до крови, чтобы не завыть. Не выдержав, он поднимается и направляется в ванную. Под раковиной, рядом с противорвотным, теперь спрятан его обезбол. Стыдно признаться, но он украл у Кэтрин бланк рецепта, чтобы прописать его себе. Сам не знал, что сможет на такое пойти, и вот они здесь, в этой чертовой точке.

Наверное, он начинает терять человеческое лицо. Том изворачивается, пытаясь увидеть собственный зад, – никогда не умел делать уколы, и сейчас получается паршиво. Игла больно втыкается в подобие мышцы, и он пытается сделать это плавно, но от нетерпения всаживает всю жидкость почти моментально.

Обернув шприц туалетной бумагой, выбрасывает его в контейнер и смотрит на себя в зеркало. Зачем врать, оттягивать этот момент? Он уже покойник.