– Прости, – с улыбкой перебивает Леон. – На самом деле мне похуй почему.

Быстрым движением он набрасывает перекрещенную удавку через ее голову на шею и, разведя руки, начинает затягивать. Надежда в глазах Шерил сменяется паникой и осознанием того, что все на самом деле.

Он не галлюцинация и не ночной кошмар. Под гул голосов из телевизора Леон затягивает удавку сильнее, отмечая удобство именно этих перчаток – не скользит, но и не впивается. Вещь сделана добротно, с умом.

Шерил пытается сопротивляться, но что толку? Бьет его слабеющими руками, хрипит и из последних сил цепляется за жизнь, и пока она все еще способна слышать, Леон добавляет:

– Ты предала не просто меня, а память моего брата. Он хорошо к тебе относился, был вежлив, даже ни разу не бросил на тебя косой взгляд. Ты предала память лучшего человека в этом мире, и такое, поверь, не прощается.

Она успевает осознать – Леон видит, – прежде чем тело обмякает, а широко открытые глаза стекленеют. Где-то в их глубине гаснет последний огонек.

Леон расслабляет руки и забирает удавку, чувствуя, как внутри разливается тепло от хорошо выполненной работы. Остается только выключить телевизор, вынести тело, порубить и бросить свиньям.

Как же все-таки Шерил здорово придумала спрятаться здесь. Она всегда была хорошим ассистентом и в этот раз тоже не подкачала.

* * *

В мотеле между Портсмутом и Сибруком, особенном месте, где научились не задавать вопросов, Леон принимает душ, переодевается и меняет машину. От усталости ломит спину и плечи, но останавливаться нельзя.

Еще четыре часа, и он будет дома. Леон подставляет лицо едва теплым каплям воды, которые вяло стекают с потолка, закрывает глаза и с удовольствием прокручивает в памяти сладкий момент мести. Предпоследняя смерть. Сверчок, Хаттон Бакстон, теперь вот Шерил. Остался только барон, и после этого можно считать себя свободным.

Перспектива полностью выбросить из настоящего синдикат, прошлую жизнь и предателей в этой кажется заветной мечтой, о которой он не знал. Все ради племянника… или племянницы, не так важно. Ради еще одного человека, того, кто будет носить фамилию Гибсон и заливисто смеяться, как Тыковка. Затягивать черную дыру внутри.

Если бы Леон был сентиментален, дал бы себе еще пару красивых обещаний, вроде того, чтобы заняться благотворительностью или найти жену ради собственного потомства. Но он не…

Зои.

Вспышкой перед глазами проносится улыбка, пухлые щеки и пронзительный взгляд. Грудной смех, вызывающий чертовых бабочек в животе. Тонкие белые запястья, вздымающаяся грудь.