– Сарделька? – спросила я, отпирая замок.

– Ja.

Распахнув дверь, я махнула ему, чтобы заходил, но остановилась, заметив его одежду: рубашку, джинсы и потертые ботинки из коричневой кожи. Я впервые видела, чтобы он изменил спортивным штанам или шортам. Хм. А мгновение спустя я заметила еще кое-что.

На плече у него висел рюкзак.

И он на меня пялился.

Осмотрел старую майку, которую я накинула поверх спортивного лифчика, затем эластичные шорты, больше напоминающие нижнее белье, чем нормальную одежду, и я заметила, как у него дернулась сначала челюсть, потом веко, а потом он посмотрел мне в глаза, и подергивание усилилось.

– Что? – спросила я, устав ждать какой-то адекватной реакции.

Болотно-зеленые глаза вновь прошлись по моей одежде.

– Ты всегда открываешь дверь полуголой? – ровным тоном поинтересовался он.

О господи.

– Да, папа. – Я моргнула и отошла, пропуская его. – Ты заходишь, – я покосилась на рюкзак, – или уходишь?

– Я уезжаю, – ответил он, но прошел внутрь, недовольно поглядывая на мою одежду.

– Куда? – спросила я, закрыв за ним дверь.

Култи сбросил рюкзак прямо рядом с моими рабочими ботинками.

– В Остин.

– Серьезно? Зачем? – Нет, в целом мне нравился Остин. Я была там раз сто, но не назвала бы его любимым городом на планете. Как-то не ожидала, что человек, который мог позволить себе любой уголок мира, решит провести отпуск в Остине.

Немец прошел на кухню, где направился прямо к шкафчику и достал себе кружку.

– У меня там сегодня встреча. По записи.

Не знаю почему, но первым делом я подумала о пластической операции. Опершись ладонями о разделяющую нас стойку, я наклонилась вперед и недоверчиво посмотрела на Култи.

– Не надо.