Этот разговор стоило оставить на будущее. Его исследование меня не удивило. Разумеется, он не следил за женским футболом.

– …и выяснилось, что американские футболистки неизменно оказывались лучшими, – закончил он, но я насторожилась.

Что-то тут не сходилось.

– Почему ты просто не присоединился к сборной? – спросила я, даже когда он с силой сжал мои плечи, разминая их, и господибожемой, как же это было приятно. Я уже несколько месяцев не ходила на массаж.

Немец издал протяжный вздох.

– Ты ведь не угомонишься, да? – спросил он обреченно. Он знал ответ.

– Нет. – Потом я задумалась, почему он так не хочет об этом говорить, и ахнула. – Они что, тебе отказали?

– Нет, дуреха. – Он назвал меня дурехой, но делал массаж, от которого подкашивались колени, так что злиться не получалось. Я понимала, что это скорее ласковое прозвище, чем настоящее оскорбление. – Разумеется, они бы не отказали, если бы я попросил.

Не представляю, как мы умещались в одной комнате с его самомнением.

– Я не ввязываюсь в ситуации, из которых не смогу выйти победителем, – заявил он.

Он не видел, но я закатила глаза.

– Кто любит проигрывать? Я тебя понимаю.

Волшебные пальцы сильнее надавили между лопаток.

– Знаю.

– Ну так…

Его руки остановились на моих плечах, и жар грубых ладоней разлился по коже, проникая в кости.

– Ты лучшая нападающая в Америке, шнекке. Набери в поисковике «лучшие голы в женском футболе», и четыре из десяти будут твои. Я не собирался тратить время ни на кого, кроме лучших. Дать тебе время и хорошего тренера, и ты бы стала лучшей нападающей в мире.

Он же не подразумевал, что…

Мозг отключился.

Я захлопала ртом, растеряв дар речи.