Я пропустила его слова мимо ушей.

– Почему ты согласился работать с «Пайпере», если не хотел быть тренером?

Он медленно опустил блокнот на колени. Мускул на челюсти дрогнул, а лицо вдруг стало бесстрастным.

– Думаешь, мне не нравится тренировать?

– Я на девяносто девять процентов уверена, что ты это все ненавидишь.

Плечи Култи едва заметно расслабились, и он уставился на меня долгим взглядом: то ли пытался запугать, то ли надеялся, что я сменю тему и забуду о разговоре. Не знаю.

В любом случае – хрен там.

Я моргнула.

– Ну?

На губах немца появилось нечто среднее между недоверчивой и изумленной улыбкой.

– Это так очевидно?

– Для меня – да. – Я пожала плечами. – Ты по пять раз на дню выглядишь так, будто готов кого-нибудь задушить, и это когда молчишь. А когда открываешь рот, ощущение такое, будто ты бы нас на костер отправил, если бы мог.

Он не согласился, но и не стал возражать, и я моргнула.

– Ну что, я права или да?

Он пробормотал что-то в стиле «да, права», но так тихо, что я не расслышала точно. Того, что он избегал взгляда, было достаточно. Я ухмыльнулась.

– Тогда зачем соглашаться? Подозреваю, в любой европейской команде тебе заплатили бы в четыре раза больше. Да и в целом в мужском футболе. Но ты пришел к нам. Почему?

Тишина.

Прошла, кажется, целая вечность, а он так и не ответил.

Честно говоря, даже обидно. Чем дольше немец молчал, тем сильнее задевал мои чувства. Я же не код от карты спрашивала и не почку просила. Я пустила его домой, рассказала о дедушке, а он не мог ответить на единственный личный вопрос? Я с самого начала знала, что у него проблемы с доверием, и в общем-то понимала. Мой брат тоже осторожничал с чужими людьми. Поначалу сложно понять, кто с тобой дружит, а кто использует.

Но… Наверное, я думала, что мы оставили это в прошлом.