И черт, как же это приятно.

Игра и поражение отошли на второй план; пострадать из-за них можно и позже.

Я коснулась его боков, погладила ребра, провела по животу. Его ладони жили своей жизнью: одна скользнула к моему затылку, зарываясь в густые мокрые волосы, которые я собрала в пучок, другая легла на челюсть, мягко придерживая. Я втянула его язык в рот, эгоистично и жадно. Ощущений было одновременно слишком много – и недостаточно.

Не только мне так казалось. Култи прижал меня ближе, отчаянно цепляясь, словно хотел слиться со мной в единое целое. Что-то большое и твердое коснулось бедра. О господи боже.

Я уже сто лет ни с кем не встречалась. Сто лет как отказалась от отношений, чтобы сосредоточиться на карьере. И сейчас… недолго думая, я забралась пальцами под край его футболки, скользя подушечками по мягкой коже.

А что сделал он? Отстранился – всего на сантиметр, только на сантиметр, – стянул футболку через голову и вернул мои руки себе на пояс. Я погладила его ребра, спину и плечи, изучая, изучая и изучая. Боже, он был таким мускулистым, и мышцы подрагивали под моими касаниями.

– Ты пахнешь овсянкой, чисто и сладко… – пророкотал он, втягивая мочку уха между губами.

Какая разница, что формально он считался моим тренером до полуночи? Какая разница, что он был знаменитостью и мне написывали его чокнутые фанаты? В первую очередь он мой друг, который, как никто другой, заставляет кровь кипеть. Я хотела его и никак не могла утолить голод.

Култи с диким рычанием прижался к моей груди, раздраженно впиваясь пальцами в тонкую ткань майки. Легким движением, о естественности которого задумываться не хотелось, он сдернул ее с меня вместе с лифчиком и отбросил их в сторону.

О боже. О боже. Я поцеловала его в шею, в мягкую ложбинку у плеча, а потом он слегка отстранился, опуская взгляд мне на грудь. Его дыхание участилось еще сильнее, чем раньше, – довольно красноречиво для человека, который зарабатывал на жизнь, бегая по футбольному полю. Он сглотнул, приоткрыв губы, и упирающийся мне в бедро член дернулся.

Большими руками немец устроил меня на коленях и, наклонившись, коснулся губами соска. Втянул его в рот, – боги, так сильно, что я застонала. Застонала и выгнулась, потираясь о твердый толстый ствол, устроившийся между моих ног.

Култи низко выругался с густым немецким акцентом, отстранился и поцеловал веснушки, которые заканчивались прямо у сосков. Я не могла на него насмотреться. Просто не могла. Как же он возбуждал. Дыхание срывалось – и у меня, и у него тоже. Попытавшись обхватить мою талию руками, он притянул меня еще ближе к губам.