– Так было бы при любой работе. – Я попыталась сказать что-то ободряющее. – И будь вы постоянно дома, он бы, наверное, рехнулся.

Роудс издал тихий звук.

– Грустно, что вы скучаете.

– Больше двадцати лет это была вся моя жизнь. Со временем станет легче. И если выбирать, где жить, то здесь. Хорошо расти в этих местах!

– Вы не вернетесь, когда он поступит в колледж? Если, конечно, пойдет туда.

– Нет. Я хочу, чтобы он знал, что я здесь ради него. Не посреди океана или где-то за тысячи миль.

И тут меня проняло. Как же он старался! Как сильно должен был любить своего ребенка, чтобы отказаться от всего, что так любил и по чему так скучал!

Я легонько коснулась его предплечья тыльной стороной другой руки.

– Ему повезло, что вы его так любите.

На это Роудс ничего не сказал, но я почувствовала, как напряжение слегка отпустило его, хотя он молча продолжал заниматься моей ладонью.

– И с мамой и другим папой ему тоже повезло.

– Это так, – почти задумчиво согласился он.

Закончив, он принялся складывать обратно содержимое аптечки. Мое колено почти касалось его бедра, и тут я набралась духу: наклонилась вперед и легонько приобняла его.

– Спасибо, Роудс! Я очень вам благодарна.

И я так же быстро опустила руки.

На щеках у него проступил румянец, и он тихо произнес только одно слово:

– Пожалуйста!

А потом сделал шаг назад и встретился со мной взглядом. Морщины у него на лбу стали явственнее. Не знай я его лучше, подумала бы, что он хмурится.

– Ну, поехали. Я провожу вас домой.

* * *