Я все сказала.

Роудс посмотрел на меня, а я – на него. Мы развернулись и, не оглядываясь, пошли по направлению к зданию, а Кэден остался стоять. Может, он смотрел нам вслед, а может, пошел обратно – меня это не волновало. Ни капельки.

Но, пройдя немного, я остановилась, вспомнив о том, что непременно следовало сделать. Роудс тоже остановился, и я обвила его шею руками. Он наклонился и тоже меня обнял, прижимая к себе крепко-крепко.

– Ты – лучший! – серьезно сказала я ему.

Его рука скользнула мне под куртку и рубашку, коснулась моей поясницы, и он прошептал:

– Я люблю тебя! Ты это знаешь.

Притянув его к себе, так что его ухо оказалось на уровне моего рта, я прошептала, чувствуя, как мурашки бегут по коже, а по телу разливается тепло, готовое вот-вот превратиться в пожар:

– Я знаю.

Его дыхание щекотало мне горло. Я почувствовала, как глубоко он вздохнул. Потом он прижался щекой к моей щеке, а когда мое лицо уже стало покалывать от соприкосновения с его щетиной, отстранился и посмотрел на меня фиолетово-серыми глазами:

– Ну, идем?

Я взяла его за руку и кивнула:

– Сядем в первый ряд и будем болеть за нашу восходящую звездочку.

Любимый сжал мне руку, и мы вошли внутрь.

Эпилог

Эпилог

– Юки, ты похожа на принцессу!

Стоя перед зеркалом, которое было установлено в гримерке по просьбе дизайнера, одолжившего ей платье на сегодняшний вечер, Юки подняла плечи, и это сразу вызвало неудовольствие стилиста. Он отвечал здесь за все: за мое платье, за ее платье, за визажистов, нанятых для того, чтобы она выглядела на все сто.

Выглядела она непривычно, но не на сто, а на целую тысячу!

И сейчас эта женщина, которая для всего мира была поп-звездой, а для меня – лучшей подругой, прихорашивалась перед зеркалом.

– На мне тонны макияжа. Следующие шесть часов мне ни вздохнуть, ни охнуть… А приспичит сходить по-маленькому – так только с чужой помощью. Но все равно спасибо, моя дорогая!