Ее сердце замерло, когда она увидела слабую тень высокого мужчины в дверях, его голова была опущена, как будто он молился, прежде чем переступить порог. От этого образа у нее защипало в глазах.

Когда они были моложе, у них с Маркосом были такие разные цели и интересы, что их любви было недостаточно, чтобы удержать их вместе. Теперь, когда они стали более опытными и зрелыми, жизнь давала им второй шанс.

– Иду, – отозвалась она, ее голос был полон обещания.

Сознавая, что в полумраке комнаты она будет казаться обнаженной, она откинула назад свои кудри и распахнула дверь.

– Наконец-то, – воскликнула она, широко улыбаясь.

Но при виде мужчины в дверях ее улыбка сначала застыла, а затем растворилась в полумраке, когда она бессмысленно попыталась спрятаться от глаз Брэндона.

– Что ты здесь делаешь? – практически завизжала она.

– Тише, – успокаивающе произнес Брэндон, нагло входя внутрь, как будто это был его дом. – Я знал, что ты будешь рада меня видеть, несмотря на то, что говорили Лиза с мамой, но такого приема я не ожидал. Я тоже скучал по тебе, милая. – Он развел руки в стороны, как будто она собиралась упасть в его объятия. Как будто она собиралась позволить ему прикоснуться к себе.

Вместо этого она открыла шкаф с пальто рядом с дверью, схватила огромный кардиган, который не надевала с мая, и накинула его.

– Надс, зачем ты это делаешь? Все наши годы вместе я фантазировал о чем-то подобном, и в тот единственный раз, когда это случилось, ты взяла и все испортила?

Какая наглость! Ей хотелось выцарапать его ярко-голубые глаза. Ей хотелось стереть эту самодовольную улыбку с его лица. Ей хотелось вырвать у него голосовые связки, чтобы никогда больше не слышать этого плаксивого тона. Как она вообще могла подумать, что любит этого мужчину?

Почему она так долго себе лгала?

Она была так зла, что готова была взорваться. Но на самом деле ее гнев был направлен не на это жалкое подобие мужчины. Нет. Она злилась на себя. За ложь, за сомнения в себе, за самосаботаж, за отсутствие любви, уверенности и верности себе. Она заслуживала лучшего. От себя самой. Если она сама себе не давала все это, то какое право имела требовать этого от кого-то другого?

– Что? Разве ты не рада меня видеть? Ты лишилась дара речи, но твое лицо…

– Заткнись! – сказала она. Она не кричала, чтобы не дать ему возможности обвинить ее в истерике. Она сбросила кардиган со своих плеч и, указывая на него, спросила: – Что ты здесь делаешь? Ты не хочешь жениться, по крайней мере, не на мне. Ты не любишь меня. Ты даже себя не любишь, Брэндон. Зачем ты пришел?