Уверенный в себе. Есть разница.

Я сунул телефон обратно в карман. Но действительно почувствовал себя, по крайней мере, немного лучше. Я найду способ прорваться сквозь возведенные Блэйк стены, заставлю ее увидеть, что готов сделать все возможное, чтобы все исправить.

Но сейчас буду ждать ее на улице перед зданием, где она работает, как одержимый муж, которым и был… И буду ждать, чтобы проводить домой, как сумасшедший.

Я сел на самолет до Нью-Йорка, зная, что мне нужно делать. Блэйк все еще не простила меня, но я, по крайней мере, мог решить проблемы, которые не затрагивали наши отношения.

Самолет взмыл в небо, и с каждым пройденным километром я прокручивал в голове спор, ожидающий в манхэттенском логове Шепфилдов. Я видел его фотографию в журнале о дизайне, который Блэйк как-то показывала. Очень похоже на стеклянный замок… Было немного забавно, что все это вот-вот разрушится.

Прибыв в Нью-Йорк, я взял такси и отправился в пентхаус. Тяжесть документов в сумке служила утешительным напоминанием о том, что я все еще контролирую некоторые вещи. Поездка на лифте на верхний этаж показалась вечностью, каждый пройденный этаж на шаг приближал к грядущему веселью.

Я глубоко вздохнул и расправил плечи, стоя перед роскошной дверью. Это был он, вход в святая святых – дом Шепфилдов. Расположенный высоко в башне, которая достигала небес, их дом был воплощением роскоши. Среди этого всего я почувствовал себя пингвином на вечеринке павлинов. Я постучал – и совсем немного надеялся, что дверь мне откроет дворецкий во фраке.

Дверь пентхауса распахнулась, и вместо дворецкого там стояла робкого вида женщина… одетая в черно-белый наряд горничной.

– Я могу вам помочь, сэр? – надменно спросила она.

– Ага, – сказал я и проскользнул мимо.

– Подождите, сэр! – отчаянно крикнула она.

Я быстро начал петлять по этому месту, такому большому, что голос горничной, зовущий меня, отдавался эхом. Словно гулял по дворцу: только вместо красной ковровой дорожки была позолоченная линия, которая, вероятно, стоила дороже, чем моя первая машина. Я завернул за угол и оказался в помещении, которое, как мне показалось, служило приемной для гостей. У Линкольна была такая. Я всегда высмеивал его за это. Стены украшали картины с обнаженными женщинами и младенцами-ангелочками, которые, вероятно, стоили больше, чем мой контракт с клубом, а в углу стоял рояль, поблескивающий в мягком свете.

Плюшевые диваны и антикварная мебель дополняли интерьер комнаты, и я не мог не задаться вопросом, наняли ли они команду дизайнеров интерьера или волшебников. Томас Шепфилд сидел у камина со стаканом в руке, как будто позировал для журнала Horse & Hound[14].